Тал Жайлау. Библио-роман - страница 22

– Прошу, поехали скорей отсюда! Поехали немедленно на Медео!

И пара, неожиданно сорвавшись, побежала к выходу. Подальше от этого зала, ставшего вмиг колючим и жестким, словно тот взгляд. Она еще раз оглянулась, чтобы ответить ему взглядом вызова и бесстрашия, но Жабая уже нигде не было. Он, словно призрак, пришел лишь на миг, чтобы заразить всех страхом. Ведь страх тоже заразен, и порой достаточно одного взгляда, чтобы заразить им весь мир вокруг.

В такси, кроме нее, были и другие пассажиры: супружеская пара и их дочка, девочка лет десяти. Они расположились на заднем сиденье старого фольксвагена, и Алме пришлось занять единственное пустующее место рядом с водителем. Хотя она не любила сидеть спереди, где водитель словно вторгается в твое личное пространство, нарушая ее внутреннюю, как она называла – «геометрию дистанции».

Водитель, загорелый, сухощавый мужчина с вытянутым, словно клюв, носом, завел двигатель и весело сказал:

– Жол болсын! Пусть будет дорога счастливой!

Было достаточно тепло, и Алма опустила окно, чтобы разглядеть при свете дня покидаемый город. Это уже было не чужое поселение, наполненное однообразными коробками, а город Батыра, значит, частично и ее город. Но сам центр проехали быстро, а дальше начался пригород с желтыми, наспех сбитыми домами земляного цвета, хаотично расположенными вдоль дороги. Таксист, пропетляв между ними, выехал в степь, которая раскинулась до самого горизонта. Привыкшая с детства к горам, Алма никак не могла зацепиться за какой-либо пространственный выступ, столь привычный в родном городе. Здесь не было ни гор, ни деревьев, а бескрайнее небо не покрывали даже облака. Все пространство вокруг было заполнено ровной, почти безжизненной пустотой, слегка усыпанной редкими чахлыми кустарниками, растущими между огромными проплешинами песка. И только вдалеке виднелись небольшие, пологие холмы.

Алме стало неуютно. Вчерашняя сентиментальность в парке мигом улетучилась, и ей опять захотелось домой. Ее не грело даже солнце, которого здесь было в изобилии. Голубое, ясное небо было чужим и неродным. А в нос ударили другие, совершенно незнакомые запахи этой, никогда не виданной доселе, земли. Было что-то душистое, терпкое, и в то же временами дурманящее в этом коктейле ароматов, перемежающимся с запахом протекшего бензина в старом автомобиле. И это все было чуждо и настолько неуютно для искавшего комфорт повсюду человека, что Алме вдруг захотелось плакать. Она проглотила тоскливый ком в горле, и расстроенно закрыла окно.

Водитель, заметив состояние пассажирки, протянул скомканный грязный платок:

– Алматыдан? (Из Алматы?), – неожиданно спросил он.

– Ия! – отказалась она от черной промасленной тряпки, от которой чуть не вырвало.

– Я сразу понял, – проницательно усмехнулся он. – У вас язык другой и акцент.

Алма промолчала. Водитель засунул обратно тряпку, и, потеряв к ней интерес, обратился к супружеской паре:

– Едете поклониться духу Коркыта? – продолжил он на казахском языке. Алма облегченно вздохнула. Продолжить диалог на родном языке она вряд ли смогла бы. – Издалека едете?

– Мы сами из Шу, – живо заговорил полнолицый пассажир в белой рубашке. – Мы вообще-то каждый год ездим. С тех пор как родили эту девочку, – с гордостью кивнул он на девочку, усиленно тыкающую маленькими пальчиками в экран смартфона.