Ярко расписанные стены кабаре плыли по кругу, сливаясь в единое целое с мелодией и покачивающимися парами, время от времени сталкиваясь с ними и вновь расходясь. Тело Жюли само собой ритмично двигалось, ведомое то ли музыкой, то ли партнером. Перед глазами мелькнула каштановая прядь волос за ухом Дениз, которую лениво поправили пальцы ее партнера; откинутая назад голова Манон и ее необычайно длинная лебединая шея; лукавые золотисто-карие глаза саксофониста, с которым Жюли на миг встретилась взглядом.
Этьен танцевал с Сесиль; ее голова лежала у него на груди, и на лице девушки было написано блаженство. Оставшийся за столиком Себастьен о чем-то шептался с мужчиной, чье лицо оставалось в тени полей шляпы, то и дело поправляя гвоздику, приколотую к лацкану пиджака собеседника.
Все вокруг двигалось, пары дрейфовали, соприкасаясь и обмениваясь теплом, морскими волнами колыхались между столиками-островками. Возле одного из них Жюли вдохнула незнакомый, сладкий и будоражащий аромат сигареты, зажатой в судорожно стиснутых смуглых пальцах. Голова, больше не властная над телом, приятно кружилась от музыки и выпитого. Пальцы саксофониста проворно мелькнули перед глазами так чувственно, как будто касались не инструмента, а тела самой Жюли. Ее и впрямь сжимали чьи-то руки, в танце перемещаясь горячим контрапунктом по пылающей под тонким платьем коже.
Темно-коричневая туфелька Николь с двумя пуговками качалась взад и вперед, взад и вперед, в такт порхающим пальцам усмехающегося саксофониста. Задумчивым и томным взглядом смотрел из-под ресниц на своего собеседника Себастьен, склонив голову к плечу. Рука Этьена, танцевавшего напротив, спустилась по спине Сесиль ниже, ниже, а та закрыла глаза.
Совсем близко раздался гортанный женский смех, и, как бы иллюстрируя его, на стене разверзлись в хохоте чьи-то губы, ярким пятном выделяясь на квадратном желтом лице. Какая необычная картина, хотя все современное кажется необычным. Кажется, дадаизм – смешное слово! – про него еще что-то говорил Дежарден.
Туфелька Николь качалась, едва не соскальзывая с ноги. Саксофон взвыл на высокой ноте, возвещая об окончании танца, и медленно стих. Все еще покачиваясь – по инерции или от диковинного коктейля, – Жюли вслед за своим кавалером вернулась на место за столиком, и только после этого он отпустил руку девушки.
– Еще «Кровавой Мэри»? – Не дожидаясь ответа, Себастьен сделал знак официанту. Его таинственный собеседник бесследно исчез. Раскрасневшаяся Дениз обмахивалась сложенной салфеткой, а ее партнер что-то шептал ей на ухо, приобняв за шею и невзначай положив вторую руку на ее колено.
– А где Сесиль? – вдруг спросил Себастьен. – Где вы ее потеряли? Она не могла так рано уйти, сейчас только полночь.
Полночь? Так скоро? Жюли поискала взглядом часы, но их в кабаре не было видно. Она обещала Женевьев возвращаться до двенадцати, чтобы не волновать ее, но уходить так не хотелось!
– Кажется, наша девочка словила свой шанс, – загадочно промолвила Николь.
– Я должна идти, – сказала Жюли, нашарив ремешок сумочки на спинке стула.
– Что? Брось, еще так рано! – возмутился Себастьен. – Кошмар, мы сегодня теряем одну красотку за другой.
– Нет-нет, мне правда пора, – заверила его девушка. Нравоучения тетки заранее зазвенели у нее в ушах. Как же хочется остаться!
Николь помахала ей на прощание. Себастьен вздохнул, смиряясь с неизбежностью:
