– Даже если нам удастся пройти эти отвратительные земли без единого сражения. Половина солдат падёт от простых болезней, – прошептал бог, разглядывая горстку копошившихся в расколотом черепе серых личинок.
Решив не заходить слишком глубоко в одиночку, он направился по проклятой земле вдоль стены. Каждый раз сверяя своё направление с расплывающимся силуэтом стены. В воздухе заклубился дым и перед глазами, словно в едком тумане, раскачивались безликие силуэты, когда-то повешенных на этих землях убийц и насильников. И уже чувствовалось, как один отвратный запах сменяется другим, более тошнотворным, более свежим. Встав напротив тридцати четырёх виселиц, расставленных друг на против друга, словно фонари на главной дороге. В голове заиграли возможные моменты, обрывки тех страшных секунд, когда они ещё были живы. На этих землях не продевали голову в петлю, не надевали картофельные мешки и не затыкали рот какой-нибудь грязной тряпкой. Тут просто обвязывали всё тело и подвешивали на высокий столб, чтобы они висели на нём и ждали своего последнего часа, пока кто-то из глубины отвратного мира не придёт отведать ими. Глаза так же ничем не завязывали, чтобы они видели, как смерть приближается к ним медленными шагами. Как смерть рычит за спиной в предвкушении своего лакомства. И самое страшное в этом то, что повешенные не умирали сразу, они не умирали даже если твари разрывали их тела на части. И вот так, орущие от боли и поливающие своей кровью землю насильники, воры, убийцы медленно умирали в своём маленьком аду.
– Когда же люди стали подобны этим тварям? – прошептал бог, глядя на медленно качающиеся тела и смутное подобие тропы, которую вытоптали вовсе не люди.
Развернувшись и направившись в сторону стены, приговаривая что-то себе под нос, он вдруг почувствовал что-то странное, еле ощутимую ауру, исходившую из глубины пустыни. Она словно паутина оседала на плечах, слой за слоем, пока не казалось, что из неё уже не выбраться. Нечто тёмное, на столько тёмное, что даже представить сложно, блуждало где-то там, вдали. Но оно не приближалось, оно словно звало и ждало, когда жертва сама придёт на её тихий зов. Казалось, что этот кто-то на столько огромен, на столько силён, что земля расколется под его ногами. Но нет, это лишь игра разума, страх, который она проецирует на реальность. И аура была на столько сильна что, прикасаясь к плечам руками, в ушах слышался мягкий звук сминающейся паутины и ощущение, что вот-вот провалишься в бездну. Краем глаза заметив, как у стены спорят другие два божества, как Талиан, махая руками, будто освобождаясь от такой же паутины, что-то рассказывает Айве, словно спорит с ним. И тогда стало ясно, что это вовсе не игра пульсирующего от боли разума и странная тишина пустыни, совсем не случайна.
Наконец-то она что-то шепчет и куда-то влечет.
…он касался её губ руками,
обещал на всю жизнь полюбить.
его голосом её тихое сердце шептало,
только глаза его
уже не открыть…
– Ты слышишь?
– Что?
– Как пчёлы жужжат вокруг.
– Малой, ты в порядке? – Огромный мужчина, размером с бурого медведя, а может даже и больше, уже хотел продолжить свою мысль. И своим грубым голосом заставить мальчишку не нести чепуху перед боем. Но его успели остановить.
– Что ещё ты слышишь? – спросил другой солдат, стоявший рядом со здоровяком и показавший ему жестом руки, чтобы тот не трогал паренька и позволил ему продолжить.
