Всё чаще одолевала мысль продать квартиру, которую когда-то приобрели его родители. Эта была хоть и небольшая, но уютная трёшка в цирковом кооперативе «Арена» на Фестивальной и углу Онежской. Тут жил почти весь цвет советского цирка. Ну, или, во всяком случае – какая-то его часть. Не самая худшая…
Если «трёху» продать, купить однокомнатную, то можно какое-то время прожить безбедно. Но делать этого ох, как не хотелось! Это было не только жильё, но и невидимая связь, ностальгия по ушедшим родителям и временам своей юности. Именно здесь он когда-то потерял девственность. Отсюда уходил в армию – вот тут валялись его лохмы, когда стригли «под ноль». Сюда привёл первую жену. Здесь были бесконечные застолья, когда возвращались с гастролей. То он с приятелями, то родители со своими друзьями, а иногда и общими компаниями гремели на весь подъезд. Как здесь было хорошо и радостно! Знали бы они…»
Жизнь остановилась, замерла, потеряла всякий смысл. Земля вращалась во вселенной вместе с бренным телом бывшего жонглёра. Цирк во всех его ипостасях остался в прошлом. К этому нужно было привыкать, точнее отвыкать. По ночам, во сне, он всё ещё работал. Снились, в основном, кошмары: вот он выскакивает на манеж, а реквизита нет. Ему подают мячики. Зачем? Это не его реквизит! Он всегда ими плохо жонглировал! Где кольца? Но выкручиваться надо – зрители вокруг! Позор!.. На другой день: объявляют его номер. Он спешит по каким-то запутанным лестницам к манежу. Звучит его музыка. Он не успевает, опаздывает… Следующий сон не лучше предыдущих: он второпях надевает костюм, но никак не может закончить. Руки действуют как-то замедленно, словно нарочно. А тут снова звучит объявление его номера. Музыка! Он опять не на манеже… Очередное просыпание в холодном поту и трепещущим сердцем. Только один раз, летая в эфирах, он получил от работы наслаждение. Снился Париж, международный конкурс. Всё, что он тогда пережил наяву в ранге триумфатора, сейчас вернулось во сне. Зал аплодировал стоя. Крики браво! Члены жюри рукоплещут, а он кланяется, кланяется и плачет от счастья… Проснулся – лицо мокрое…
Сашка Сарелли жил и занимался этим делом, сколько себя осознавал. В последнее время вспоминалось, как выносили деда с манежа под аплодисменты артистов и униформы. Столько пришло тогда народу проститься со старым Мастером! Теперь он на Кунцевском, рядом с бабушкой. Позже там оказалась мама, которая так нелепо разбилась, сорвавшись из-под купола. Отец сгорел после этого как-то быстро и незаметно – спился, не выдержал такого поворота судьбы. Сашка о ту пору был уже вовсю самостоятельным, взрослым. Ездил по гастролям отдельно от родителей. У него всё получалось, он был на взлёте! В молодом угаре пережил это, казалось, относительно легко. Ан нет, рубцы на сердце оказались незаживающими. Правда саднить они стали по-настоящему только сейчас, когда Сашка Сарелли вдруг остро осознал, что он один-одинёшенек на этом свете. Ну, не считая, разве что, его друзей: Шаха, Фила и Ангары.
Цирковая молодость промчалась, отзвучала, как увертюра в оркестре перед представлением… Жизнь резко изменилась! Теперь никуда не надо было спешить, собираться в дорогу. Не было шумных компаний в привычных цирковых гостиницах, как не было и самих гостиниц. Не было аплодисментов, того адреналина, который ежедневно подпитывал кровь. Не было переездов, поездов, самолётов – не было ничего, что полвека наполняло его жизнь смыслом и стремлением. Всё неожиданно закончилось. «У вас льготная пенсия есть? Есть. Ну и отдыхайте! Пора! Спасибо Вам за работу! Компания Росгосцирк в ваших услугах больше не нуждается…»
