А потом он увидел голые, изглоданные жадным огнем ветви яблонь. Раскачивались страшные комбинезоны, и сухой, бездушный шорох слышался со всех сторон, нарастал и заполнял весь мир, как сыпучий мелкий песок, в котором можно утонуть, задохнуться…
Снятая кожа. Отрубленные головы. Дар Голому Богу. И… там же… чьи?.. Это – дети?!.
– Голова Радко! – вдруг вскрикнул смотревший в другой угол Жозеф. И подпрыгнул. Ругнулся, приземляясь на спружинившие ноги, присел, похожий на волка, пытающегося достать добычу. – Подними меня на плечи, слышишь?!
Жозеф был постарше, но и ростом ниже и более хрупкий, чем Густав. Поляк довольно легко поднял его на плечи, придерживая за щиколотки.
– Достал, – сипло сказал он. Густав почувствовал, как Жозеф дернулся. – Наших больше нет…
Валлон спрыгнул на пол и выпрямился. Густав сразу отвернулся. Смотреть он не мог. Но Жозеф не стал над ним смеяться. Через несколько секунд он угрюмо сказал:
– Можешь поворачиваться.
Густав повернулся. Жозеф убирал в поясной рюкзак что-то, завернутое в темный пакет.
– А это я сожгу, – со злой уверенностью сказал он, глядя кругом.
Густав промолчал, но и он был вполне согласен с этим.
– Стойте.
Голос тоже походил на шорох сухих листьев. Но самое главное – это было сказано по-английски, очень чисто, и юноши обернулись.
У алтаря стоял высокий махди, одетый в черный халат и черную чалму. Борода и усы его были выкрашены красным и казались испачканными кровью. В правой руке он держал взятый с алтаря каменный нож.
– Вы осквернили храм могучего Ала Шамзи, властелина боли и пожирателя солнца. – Голос все-таки странно не подходил к внешности жреца, а это точно был жрец. – Вы умрете. Сейчас. Здесь. Оба.
Он взмахнул рукой невероятно быстро, словно метнулся клок ночного мрака. Но Жозеф оказался быстрее…
С коротким стуком ударившись затылком об алтарь, жрец рухнул на пол. Каменный нож, отлетев в сторону, неожиданно раскололся наискось.
Жозеф шумно выдохнул и, подойдя к жрецу, склонился над ним. Крови не было видно. Валлон резким движением вырвал из левой глазницы убитого нож – с легкой удобной рукоятью из черного пластика, чуть изогнутым лезвием с глубоким шоковым зубом на обухе и серым небликующим покрытием. Убрав нож, достал тесак, сбил с головы жреца чалму, перехватил густые волосы и, встав сбоку, двумя точными, свирепыми ударами отсек голову. Держа ее так, чтобы не запачкаться, поставил на алтарь, плюнул на него и перекрестил несколько раз.
– Пошли, – кивнул он Густаву. И первым пошел к выходу, доставая из кармашка на РЖ зажигательный патрон[37]. Выдернув чеку, швырнул его через плечо – внутри храма вспыхнуло белое магниевое пламя, послышался резкий шип. Отойдя шагов на пять от входа, Жозеф повернулся, одновременно правой рукой сорвав с плеча автомат, и ударил по деревянным статуям, от которых брызнула щепа. – Христос жив! Христос жив! – яростно выкрикивал валлон, поливая черный храм автоматным огнем. – Солнце взошло, твари!
7
– Что за стрельба, черт?! – Иоганн прибежал навстречу, даже не вымыв рук – с них капало красное. – Ланс, отвечать, черт вас возьми!
Переглянувшись с Джеком, на всякий случай приняв огневую стойку, Андрей полушутливо прищелкнул каблуками и отсалютовал пулеметом:
– Попытка нападения, товарищ сержант! – и подал Иоганну револьвер.
Швейцарец подкинул оружие на широкой ладони и покачал головой:
– За водой нельзя никого послать без стрельбы! Марш на место! Бегом! Марш!
