Казино живёт, пока его кормят. А кормят его круглосуточно.
По огромным экранам бегут, соревнуясь в скорости, собаки, лошади, крысы, тараканы… Кто первый? Ставь, на кого пожелаешь! Бейся об заклад, устраивай пари, дёргай ручку, дави кнопку!
Всё здесь имеет свойство поглощать и поглощаться. Не город, а денежная воронка.
Впереди нас на огромных каблуках вышагивает элегантная брюнетка в чулках и коротком платьице.
– Спорим на доллар, что это мужик, – говорю я жене (она близорука, и я имею шанс выиграть).
– А давай! – тянется к кошельку благоверная.
Ускорившись, мы догоняем брюнетку и заходим вместе с ней в лифт.
Объект нашего спора по-прежнему обращён к нам спиной.
– Простите, – обращаюсь я к нему – к ней. – Эскьюз ми.
– Йес? – отзывается объект басом и воротит к нам своё небритое лицо.
– Гони доллар! – улыбаюсь я жене.
– Йес? – повторяет леди-бой.
Но нам до него уже нет дела.
– А как ты догадался?
– Ну посмотри на его икры, – тычу я пальцем в молодцеватые ноги красавицы-самца.
Баба-мужик смотрит на нас ошарашенно.
– Вот видишь! – приседая, указываю я на накачанные икры трансвестита. – Раньше он наверняка был спринтером. А ю спринтер, райт? – имитирую я бег. – Ран? Джамп?
Но тут двери лифта раскрываются, и небритая баба выскакивает.
– Какой-то он неразговорчивый, – говорю я и… столбенею.
Жена застывает рядышком.
В холле столпотворение подозрительно мужественных женщин.
Парики, чулки в крупную сетку, густо напудренные лица, бицепсы, волосатые подмышки.
– Мы что, в кино Феллини? Или я окончательно сошёл с ума? – бормочу я. А более сообразительная жена говорит:
– Да у них тут слёт!
– Слёт? – невольно скрещиваю я ладошки в районе паха.
Мне неуютно и даже немного жутковато. Отчего-то вспоминается предупреждение гида, и глаза мои опускаются сами собой. Я боюсь их поднять и к выходу семеню, мелко перебирая ножками, словно тоже на каблуках и в тесном платьице.
На выходе отмечаю нашего лифтового попутчика, точнее попутчицу, беседующую со своими однополчанами и мрачно кивающую в нашу сторону. Тогда, приветливо взмахнув им рукой, я широко улыбаюсь и быстро-быстро выскальзываю на воздух.
Вроде не гонятся.
Стоим зачарованные.
Перед нами ночной Вегас, бушующий огнями, как Москва перед Наполеоном.
– Ты вообще веришь? – шепчу я потрясённо.
– Нет, – отвечает жена.
– Я тоже… Это ж надо – слёт трансвеститов. Непостижимо!
Выходим на променад по Стрипу – главной улице этого декоративного, навеянного денежными грёзами города.
Мелькающие в отблесках огней пешеходы похожи на танцоров – такие же ломаные движения, выхватываемые фрагменты тел. Всюду вокруг нас пульсирует цветомузыка автомобильных фар, вспышки реклам. То тут, то там раздаётся гул клаксонов… Ощущение гигантской дискотеки.
Вдоль обочин карликовые мексиканцы-щелкуны – искусственно выведенный для рекламного бизнеса подвид.
Взрослые и дети – все хоббитского роста и на одно лицо. Все в сальных майках и бейсбольных кепках.
Выстроившись шеренгами, они прогоняют нас сквозь строй и вместо шпицрутенов хлещут ухмылками.
Стрёкот карточек в их руках не смолкает.
– Синьор! Синьор!.. – пощипывают они за рукава и цепляются за отвороты. – Хочешь девочку?.. Вона гёрл? Ю вона гёрл? – суют и втискивают в наши ладони свой мерзкий товар.
Тысячи глянцевых красавиц россыпью валяются тут же на тротуаре, и их топчут сотни суетливо спешащих ног.
