Там, где нас. Непутёвые-путевые очерки - страница 8
– Надо дать ему чаевые прямо сейчас, не то он врежет нас в небоскрёб!
И действительно, получив деньги, водитель становится несколько радушней.
Но уже через четверть часа в автобусе назревает новый кризис. На панели вдруг загорается красная лампочка, и теперь уже шофёр требует в рацию: «Заменить автобус!»
Пассажиры же настаивают на обратном.
– Но он обязан. У него инструкции… – объясняет нам гид.
– Что это вообще за лампочка? – орут пассажиры.
– Откуда он знает? Он же водитель, а не механик.
– Он террорист! – отзывается группа. – Это наверняка бомба!
– Зачем бомбе зажигать какую-то лампочку? Ей же легче взорваться…
– Если она ему так мешает, пусть сам её и погасит!
– Но он не может.
– Тогда пусть закрасит к чертям!
– Это противоречит его инструкциям…
– Ну так мы её сейчас сами разобьём! – решают активисты, немедленно бросаются к приборной панели, и водитель распластывается на ней, как Матросов на амбразуре.
– Донт тач! Донт тач! – вопит он, защищая казённое имущество.
– Отобрать у него чаевые! – ревёт группа. – Он террорист!
Так автобус штормит ещё минут пятнадцать. Пока в ходе жестоких прений не выясняется, что лампочка всего лишь оповещает о негерметично задраенном потолочном люке.
И тогда напряжение сразу спадает.
Все снова улыбчивы, хлопают водителя по плечу и даже досыпают ему чаевых, которые тот принимает с улыбкой, чуть подёргивая щекой и держась за сердце.
В итоге с исправным кондиционером и задраенным люком, счастливо ёжась от долгожданного холода, мы в конце концов въезжаем в Лас-Вегас.
Вегас
Дизайн гостиницы «Люксор» невероятно натуралистичен: присевший в собачьей задумчивости сфинкс с лицом Тутанхамона и огромная антрацитовая куча с его подветренной стороны в виде пирамиды.
– Давно сидит… – говорю я, окидывая взором внушительные размеры высиженного.
Под хвостом сфинкса, кстати, обнаруживается и вход.
В него мы и втекаем, проникая в изнаночную реальность.
– Ну-ка, где-то тут наши миллионы… – потираю я ладошки. И жена движением иллюзиониста извлекает из лифчика замусоленный доллар.
– Не сейчас, – останавливаю я её. – Разорим их чуть позже!
Со стороны казино напоминает гигантский коровник с бесчисленным количеством дойных аппаратов. Люди со всего мира волокут сюда свои налитые вымена, дабы сцедить давящие излишки наличности и снова пастись налегке, щипая редкую травку ежемесячных зарплат.
Игра – вот ключевое слово здешнего рая.
Красующийся на постаменте новенький «корвет» вопит призывной надписью: «Выиграй меня!»
Измученное лицо карточного дилера умоляет: «Обыграй меня!»
Улыбки девушек доверительно шепчут: «Поиграй со мной!»
И я сглатываю подкатившую слюну.
– О чём? – тут же спрашивает меня бдительная жена, опуская слово «думаешь».
– О вечном, – спешно отвожу я взор от полуголой девицы.
– Вечно ты о вечном! – вздыхает супруга.
Но я её уже не слушаю.
Я рассматриваю отливающую перламутровой сединой бабушку – «божью фиалку», что скармливает прожорливой механической скотине купюру за купюрой. Её трясущиеся пальцы сыплют в зияющую прореху жетоны, словно просо птенцам. Аппарат при этом радостно попискивает.
– Ты смотри, – шепчу я, – у старушки-то, похоже, в друзьях Альцгеймер. Может, ей свой карман подставить?
Но лишь, оттопырив карман, я подстраиваюсь к бабусе, как её куриная шея сворачивается набок, а цепкий взор из-под очков впивается мне чуть пониже кармана.
– Нот интерестинг! – пресыщенно кривится эта «грэндма».