Там, где ты спрятан - страница 9



«Розовый дым столбом…»

Розовый дым столбом
плотной пеленой облака укутывает,
нити одиночества, чёрным напророченного,
не спеша запутывает.
«Муравьи» в домах из кирпича
злобой заболоченной кишат,
грустью закрывают место, что осталось
от души, затравленно молчат.
И глаза под накипью забот,
правдой жизни, скомканной обиды
превращают всё лицо в змеиный рот,
где раздвоенный язык – зрачки.

«Пушинками рассвета бессердечного…»

Пушинками рассвета бессердечного
растают сны живые, непригодные.
Они напоминают нам, не вечным,
что мы, как ночь, останемся холодными,
что мы, как день, гореть за солнцем будем,
что слабыми, безвольными повиснем,
что будем помнить, а потом забудем,
сжигая адреса и пряча письма.
И в памяти Вселенной мы останемся
пушинками существ очеловеченных.
Мы снимся только век, а после – старимся,
рождая новых для Вселенной подопечных.

Мой ход

Какие мысли! Какие чувства!
С тобою рядом мне было пусто.
Без тебя – паруса гордые
выливали холодную боль,
я ловила, была полною.
Переполнилась – стала другой.
На порог – сильнее и выше,
на порог – хладнокровной луной,
децибелами голос тише,
километрами путь другой.
Я звала. Я сжигала свечи
волчьих глаз в темноте немой.
Я ждала. Я готовила речи.
Я надеялась на покой.
Стопкой писем и связкой книг
затопила комнату нежно.
Моё сердце с твоим стучит
одиноко и безнадежно.
Чудо? Скомкайте это слово!
И отправьте по ветру стыть.
Без тебя быть – давно не ново.
Выбираю козырной крыть.

«Гнилыми зубами резко…»

Гнилыми зубами резко
в голую плоть по сердце
впивались слепые мысли,
оглушая противным визгом.
Я ждала тебя! Кровь шипела,
разлагая больное тело,
иссушала его в порошок,
развевала по ветру. В мешок
я сложила свою любовь.
Положила в тяжёлый гроб.
Опустила на дно земли.
Посадила сухие цветы.
Мы летали: я – камнем в небо,
оголяя тонкие рёбра,
ты – одиноким вороном,
что не спит никогда. Всё поровну,
не так ли?!
Тугими струнами
пилили нежное,
потом иссякли.
Жевали вафли,
приторно-сладкие.
Сгорели.
Каждый в своём коконе.
Каждый в своём вареве,
со своей приправой.
Но не отпуская память,
глаз не закрывая.
Острым наконечником
для познания вечности
вспарывали шрамы
на засохших ранах.
С треском, плеском,
ржавым блеском
шипы выкручивали,
боясь ползучих.
Мы ждали случай.

«Прикрываешься щитом из объяснений…»

Прикрываешься щитом из объяснений,
будто от стрелы, несущей смерть.
Столько неоправданных волнений!
Медленных, бессмысленных потерь.
Я не воин! Сбрось стальные латы!
Не убийца – слабая внутри.
Жёсткая, суровая когда-то,
тоже хочет нежности, пойми!
Не гони меня! Такая гордая,
в цепи завязав и зубы сжав,
может отпустить и стать свободною,
позабыть про хватку, не держать.
Только сердце, что беспечно вырвано,
не простит, не сможет – нет его.
Не хочу бескровным помнить «было»!
Но прошу вернуть взамен твоё!

Короткое зимнее счастье

Нет нитей. Только следы,
дымящиеся исчезновением.
Мы были. Не я, а ты
не захотел отношений.
Не я, а ты по зимнему холоду
расстилал покрывало памяти.
Я его украшала цветами,
что во льду навсегда умирали.
Я сама виновата. Надеждами
обрекала на смерть прошлое.
Мы пришли другими, не прежними.
Я мечтала о невозможном.
Всё люблю, несмотря на выстрел
в моё сердце рукой безжалостной.
Две недели летели так быстро!
Быстро, грубо и всё-таки сладостно.

ГЛАВА 2

Если в 2006-ом году я ухнула в пропасть, то в 2007-ом я в этой пропасти уже освоилась. Лейтмотив неразделённой любви остаётся прежним, однако на его фоне появляются вкрапления каких-то новых лиц, мимолетных чувств. Стихотворения этого периода больше похожи на маятник мечтаний, чем на истинный покой. Ритм становится жёстким, настрой – твёрдым. Проявляется какой-то болезненный оптимизм.