При ней растем и души греем…
Мы даже в спешке, на бегу,
Становимся в лесу добрее,
Светлей – на речке и лугу…
Владимир Климович
Это был предпоследний вечер в тайге, на следующий день студентам предстоял тяжёлый путь в посёлок. Впереди оставалась не самая лучшая, но всё же необходимая часть промысловой практики: сбор материалов для составления отчёта в конторе госпромхоза. Сразу же после ужина студенты начали складывать вещи в свои высокие станковые рюкзаки: капканы, добытую пушнину, одежду, фотоаппараты, радиоприёмник и всякий нужный и не очень пригодившийся бутор. Хотя в этот раз вещей было гораздо меньше, чем в их первую поездку, станкачи всё же набились под самый верх, и вязок от верхней накладки только-только хватило, чтоб привязать узел. Общие вещи делили поровну, по их прикидке, вес каждого рюкзака был около двадцати килограммов – для дальнего перехода совсем даже нешуточный.
– Только бы лямки выдюжили, почти семьдесят километров топать! – не теряя оптимизма, воскликнул Санька.
– Куда они денутся, на авиазаводе делали – фирма веников не вяжет! – заверил Лёшка.
– Я, наверное, своих щенков запущу в зимовьё на ночь, пусть отдохнут перед дорогой.
– Они же нам спать не дадут!
– Будут вошкаться, сразу за шиворот и на улицу…
– Ну, запусти… Я своего не буду, а то всю ночь скалить зубы будут, не выспишься толком.
– Да уж, дорога завтра предстоит дальняя, отдохнуть надо хорошенько.
Вставать решили в семь, а «как только рассвет, – сказал Сашка, – сразу и двигать». Он запустил щенков и подкинул в печь на раскаленные угли пару березовых чурок, чтобы те всю ночь шарили, без большого жара. Лёшка долго не мог заснуть, было какое-то внутреннее волнение. «Скоро буду в городе, дома», – крутилось в голове… Уж очень хотелось увидеть своих близких, да и просто побродить где-нибудь в центре посреди людской толпы, полюбоваться красивыми иркутскими девчатами, сходить в кинотеатр на какой-нибудь новый фильмец, стрескать пломбир в хрустящем стаканчике. Так и заснул с улыбкой на лице.
Ночью послышались шебаршение и какая-то возня под Сашкиными нарами, затем одна из собак, заскулив, побежала, со всего маху громко ударилась чем-то твердым о дверь, распахнув её настежь. Лёша решил, что головой. За ней выскочила и вторая.
– У-у, черти окаянные! Каво там завозились?! – грубо завопил Санька.
– Ну, блин, говорил же тебе – спать не дадут! – завозмущался Лёшка.
Он решил встать и закрыть дверь, опустил ноги на пол и почувствовал, что вдохнул в себя едкий угарный газ. Сдерживая кашель и стараясь больше не вдыхать, он нащупал рукой на столе спички и зажег лампу. В зимовье, ровно на половину по горизонтали сверху стояла плотная пелена сизого дыма, как туман над утренней рекой, почти касаясь лежавшего Сашку. Лёшка раскашлялся и, схватив свою шинельку, сунул ноги в тапочки и выскочил на улицу. Следом выбежал Санька и завопил:
– Вот ни черта себе! Еще бы чуточку – и угорели бы к черту! Труба соскочила вбок. Ты видел?
– Да уж, если б не собачки, то повез бы твой дядька нас на санях вниз по речке вперед ногами, – набросив куртку, снова раскашлявшись, ответил Лёшка. – Будем считать, что нам сильно повезло!
– Я же ещё хотел ее, сразу как приехали, растянуть проволокой по разным стенам…
– Можно было и просто жестью обернуть и на проволоку. Чего теперь после драки махать…
– Да-а, надо было Толику Карпаву трубу-то чуть большего диаметра ставить, чтоб печная в неё вошла, а то поставил прямо на неё!
