Притягивая к себе Наташу,
сжимая крепкими пальцами ее мягкие ягодицы,
страстно впиваясь в любимые губы,
настойчиво просовывая в податливый рот язык,
Анна невольно спрашивает себя, с чего это она проделывает все это именно сейчас?
Порыв желания? Нет. Срочная необходимость утешить расстроенную подругу? Возможность взбесить трусливую незнакомку? Нет. Нет. Демонстрация свободы?
Да нет. Все дело в чертовом ребенке.
Какого хрена они сюда приперлись?!
Наташка вырывается из ее объятий и поспешно убегает во двор. Анна поднимает топор, вытирает его о джинсы, затем вразвалочку следует за любовницей, даже не взглянув на приезжих. Без лишней спешки закрывая за собой ворота, она в последнюю секунду подмигивает опешившему инвалиду. Тот осторожно улыбается в ответ, удивляя этим Анну.
Надо возвращаться к дровам. Наташка теперь долго будет дуться – не любит ее малышка прилюдные нежности. Да и собаки буквально бьются в истерике. Пока она не займется каким-нибудь привычным для них делом, вой не утихнет.
Итак, ребенок. К ним в Лисичкино пожаловал ребенок. Девочка, родившаяся (навскидку) лет десять-двенадцать назад. Угловатая, угрюмая, длинные русые волосы скрывают половину лица, оставшееся на виду – калька с лица тощей. Правда, в отличие от мамаши не боится собак. Хорошо хоть, эта Катя не обмочилась при виде Джерси – Анна плохо переваривает изнеженных трусливых барышень, взвизгивающих при виде любой собаки размером больше болонки.
А мелкая-то… Разве что руку в пасть Джерси не засунула! Тоже мне, еще одна любительница питбулей.
Лезвие колуна предательски соскальзывает в сторону. Полено так и остается целым – тонкая щепка не спеша падает в песок. Анна в бешенстве пинает колоду, отбрасывает в сторону топор. Ее трясет от ярости и отчаяния.
Изо всех сил Анна пытается выкинуть приехавшую семейку из головы.
Понятно, что колбасит ее вовсе не из-за них. Это просто недосып.
До четырех утра Анна отбивалась в форуме от этого бреда про приют. В шесть уже встала отжимать парализованных собак. Бедолаги сами не пописают: у кого две, а у кого и все четыре лапы не работают.
А всякие уроды еще смеют говорить, что она – живодер и наживается на страданиях обреченных собак. Сволочи! Посмотрела бы она, как эти сердобольные блогеры прожили бы хоть денечек их с Наташкой жизни.
Подъем затемно, туалет паралитиков, порубить мясо, разнести еду по трем собачьим корпусам, капельницы больным, выгул здоровых, паралитики, дрессура, паралитики, мясо, кормежка, капельницы, паралитики, заготовка корма, выгул…
Это если ничего экстраординарного не произойдет. А хрень всякая случается каждый день: то драка с разорванными вдрызг ушами, то судороги. То связь с электричеством пропадают на несколько дней. То собака старая умрет. Или молодая. Пропади оно!
Анна закусывает губу, пытается успокоиться. Собирает куски поленьев – надо успеть оттащить их ко второму сараю прежде, чем Наташка выпустит на выгул собак желтого корпуса.
Что за бабье кудахтанье Анна с утра развела в башке? Она любит своих полудохлых псов, любит агрессоров и бестолковых лизунов, любит эту убогую деревню с десятком ее слабоумных жителей.
Любит Наташку, любит всю эту жизнь.
Наконец-то снова любит жизнь.
И плевать, кто теперь будет жить в доме по соседству.
Так что причина плохого настроения – всего лишь усталость.
Ну и Герта.
Герта появилась в Анниной жизни три месяца назад.
