– Даже если умрём, то умрём праведниками, – задумчиво проговорил Хасан-богадур, сопровождая Тимура по улице. – Я бы не изменил решения, как и остальные в арбанах. Вы верно поступили, отпустив наших шейхов.
– Хан воспримет это иначе. Мы в большой опасности.
– А когда мы жили в хорошие дни? Когда Казан-хан, да простит его Аллах, воевал с эмиром Казганом? Или когда Казган рвал глотки за южные земли?
– Если покинем Самарканд, куда поедем? – Тимур внезапно прервал движение, устремив взгляд в пространство. – У нас не так много союзников. Мы не готовы дать бой. Также как тогда…
Складка прорезала лоб молодого предводителя.
– Нам нужен человек, имени которого будет достаточно, чтобы заставить врагов бояться.
– И кто же это?
– Казган. Все эти годы он в одиночку противостоял чингизидам. Их влияние оканчивается у границ Хорасана.
Тимур улыбнулся.
– Когда я был совсем мал, эмир Казган сватал за меня внучку. Отец его уважал. Хотел объединить наши семьи.
– Что произошло? – поинтересовался богадур. – Вы не женаты до сих пор, хотя время давно подошло.
– Я не мог бросить Кеш. Мы оборвали связи, когда я отправился к Туглук-Тимур хану на переговоры.
– Да, это я помню, – кивнул мужчина. – Я вызвался вас сопровождать. В глубине души предполагал, что всё может обернуться скверно.
– Я сильно рисковал. Мой дядя Хаджи Барлас уехал в Хорасан, едва услышав о войске хана Туглук-Тимура, и соратник его, Баязид Джалаир, кажется, совсем растерялся. В то же время я похоронил отца. Сторонники хана вот-вот учинили бы грабёж. Наши люди ждали лишь приказа, чтобы взяться за оружие. Всё, что я тогда понимал – это необходимость избежать побоища. Слава Аллаху, Туглук-Тимур хан внял моим доводам и никого не тронул. Но сейчас, – эмир покачал головой. – Сейчас его сын развязывает новую войну.
Речь барласа внезапно прервалась; лошади довезли воинов до недостроенной мечети. Ещё вчера здесь кипела работа, но после того, как на шейхов устроили травлю, жители не видели смысла продолжать дело, поскольку думали, что на правоверных наложена опала. Тимур жалостливо оглядывал стены, которым требовались руки мастера, и дырявую крышу, чувствуя себя при этом так, словно предстал перед чем-то важным, что ни в коем случае нельзя упускать из виду. Он слез с лошади и, не обращая внимания на удивлённого Хасана, прошёл в мечеть.
Внутри было пусто и пыльно. Под ногами скрипел песок.
– Мой господин, строительство не закончено. Здесь может быть опасно, – предупредил Хасан-богадур, проникнув в здание вслед за Тимуром.
– Люди могут оставить Аллаха, но Аллах никогда не покинет людей, – прозвучало в ответ. – Я хочу, чтобы в этой мечети молились. Чтобы вера не уходила из Самарканда, как бы нам ни было тяжело и страшно. И кто бы ни занимал трон…
Тимур приподнял ладони вверх, готовясь к чтению намаза. Хасан смущённо постоял в отдалении, но потом решил присоединиться.
Оба слушали зов сердца, оба искали утешения в религии – том единственном, что остаётся у человека, когда он теряет всё. Мужчины совершали поклоны, мысленно рисуя безграничное небо впереди и Каабу, куда мечтали однажды отправиться. Тимур молился о разном. Как воспитанный мусульманин, смиренно просил Аллаха указать путь, но вместе с тем думал о Самарканде, который мог бы расцвести, подобно тюльпану, в его правление. Гадал, как бы изменил порядки, какие законы бы ввёл, появись такая возможность. Закончив с намазом, он повернулся к главе арбана. Хасан кивнул с лёгкой улыбкой.
