– Мы знавали и другие трудности.
– Верно. После сражения в Самарканде жрать вообще стало нечего.
– Ты снова вспоминаешь те дни…
– Тогда пали многие из моего клана. Скажи мне раньше, что Хорасан я унаследую – плюнул бы в лицо. В обход дяди и братьев? Никогда о таком не мечтал.
– Но можно отомстить за них.
– Почему ты решил помочь? – наследник Казгана не выдержал. – Тебя столько лет не было с нами! Ты служил человеку, который убил моих родственников. Поклялся ему в верности. А потом и его бездарному сыну Ильясу.
– Я занимался тем же, чем и ты – защищал своё племя. Я думал о барласах, Хусейн. О будущем Мавераннахра. Туглук-Тимур хан дал клятву, что не тронет никого в Шехри-Себзе, мне оставалось лишь выполнять поручения. По крайней мере, именно в это хан и должен был верить: что я его приручённый пёс, его орудие. В действительности же все завоёванные территории принадлежат моим соратникам, а не людям хана. Последнюю крепость, Каркару, я отдал Джаку, другу детства.
– И что же пошло не так? Почему на тебя устроили облаву? – с усмешкой спросил Хусейн.
– Разве тебе не рассказывали ту легендарную историю?
– О том, как ты пожертвовал местом в Совете ради мусульманских проповедников? Это похоже на тебя, но всё же… Всё же трудно принять за правду. Ты для подобных дел чересчур высокомерен.
– Не когда это касается религии, – строго отрезал Тимур. – Похоже, ты меня совсем не знаешь, Тбиат.
– О, нет. Обмануть противника тебе ничего не стоит. А будь иначе – предпочёл бы и дальше оставаться псом хана. О чём ты думал, когда освобождал сейидов? Уж не о загубленной душе точно, – Хусейн пытливо выискивал в карих глазах ответы, которых бы выдали негодование и задетая гордость. – Знаешь, почему я не любил играть с тобой в шахматы? Ты просчитываешь все варианты. Все без исключения. Каждое принятое тобой решение – это всегда часть большого плана.
– И какая же роль отведена мусульманам?
Тимур не гневался, не спорил и, как ни странно, не собирался защищаться. На смуглом обветренном лице возникло знакомое Хусейну выражение недоумения, вопрошавшее, почему он так легко был разоблачён.
– Ты ещё хранишь его, верно? – Тбиат опустил взгляд ниже, на грудь собеседника. – Ярлык, выданный моим дедом.
– Храню, – барлас печально улыбнулся. – У тебя он тоже есть.
– Значит, мы оба сумасшедшие. Возродить Туран… Раньше это казалось соблазнительной идеей.
– Исламская община поддержит нас. Правители улуса не черпали силы у шейхов, поэтому проигрывали в главной войне – за свой народ. Хан утратил влияние на мусульман, большинство из них, скорее всего, примкнут к сербедарам. Ильяс-Ходжа в ловушке: он не может покинуть Самарканд, а если сделает это, трон захватят нечестивцы, – Тимур отметил, что Хусейн внимательно его слушает. – Под столицей целая сеть лабиринтов, сотни лазеек. Я побывал однажды в их укрытии: место более чем надёжное.
Жестом молодой черноволосый эмир предложил гостю сесть.
– Сербедары. Не говори, что мы должны заключить с ними союз. Они убили Казгана.
– Боюсь, это не было сведением счётов. Ничего личного, Хусейн. Они хотели обезглавить Хорасан и только, – поймав злобный взгляд друга, Тимур поправил. – Сербедары будут противиться любой власти, кроме собственной. Как только возьмём Самарканд, они объявят и нас врагами.
– Собираешься их использовать?
– Пока здесь Ильяс-Ходжа. Как только сын хана покинет Мавераннахр или умрёт – тогда и разделаемся с нечестивцами.
