– Бен, найди мне атлас.
– Атлас?
Через двадцать минут стажер принес атлас – потрепанный, в тряпичном переплете, корешка не видно из-за заплат.
– Скорее всего, он устарел. Там упоминается Персия и Бомбей, – сказал он, извиняясь. – Лучше поискать в Интернете. Хотите, я найду?
– Я луддит, Бен. – Наташа принялась листать страницы. – Ты же знаешь. Мне нужно видеть на бумаге.
Сама не зная почему, она решила найти место, откуда мальчик был родом, запомнила название города. И когда она водила пальцем по странице, ее вдруг осенило – никто из социальных работников, никто из ее коллег-юристов, ни даже приемная мать не задали Али очевидный вопрос: как он смог пройти пешком девятьсот миль за тринадцать дней?
Вечером Наташа сидела в баре и кляла себя за то, что не проверила все досконально. Она рассказала историю Конору, и он отрывисто, мрачно рассмеялся. Потом пожал плечами:
– Ты же знаешь, эти дети готовы на все. Будут говорить то, что, по их мнению, ты хочешь услышать.
Она встречалась с такими детьми каждый день: с беженцами, с перемещенными или безнадзорными, с подростками, которые не слышали ни одного доброго слова и не знали теплого объятия, с преждевременно ожесточившимися подростками, чей разум направлен на выживание любой ценой. Ей казалось, она понимает, кто из них лжет: девочки, которые не хотели жить дома и поэтому утверждали, что родители жестоко с ними обращаются; люди, просившие убежища, которые клялись, что им одиннадцать или двенадцать, хотя их щеки покрывала вполне взрослая щетина. Она привыкла встречаться с одними и теми же малолетними правонарушителями: нескончаемый цикл проступков и поддельного раскаяния. Но Ахмади ее тронул.
Конор проявил неподдельный интерес:
– Слушай, ты уверена, что правильно нашла место?
– Название в протоколах. – Она попросила проходившего мимо официанта принести ей минеральной воды.
– И он в самом деле не мог пройти такое расстояние?
– Меньше чем за две недели? – спросила она с невольным сарказмом. – Семьдесят миль в день. Я подсчитала.
– Не знаю, почему тебя это расстраивает. Когда ты его представляла, тебе это было неизвестно, поэтому какое это теперь имеет значение? Ты не обязана ничего говорить. Ты вообще ничего не обязана предпринимать. Черт возьми, такое случается со мной постоянно. Половину клиентов приходится просить закрыть рот на первой же встрече, пока они не сказали чего-то, что я не должен слышать.
Наташа хотела возразить: если бы она проверила его рассказ сама, смогла бы раньше догадаться, что Ахмади лжет. Могла бы отказаться от дела под предлогом «душевного дискомфорта». Это часто заставляет людей более тщательно изучать факты. Можно было бы уберечь от беды ту женщину, неизвестную продавщицу двадцати шести лет. Но Наташа лишь бегло просмотрела записи. И позволила парню ускользнуть, исчезнуть в лондонских лабиринтах, полагая, что он хороший мальчик, который не предстанет перед судом вновь.
– Если он солгал о том, как попал в Англию, мог солгать о чем угодно.
– Выкинь ты это из головы. – Конор откинулся на спинку кресла и сделал большой глоток вина. – Несчастному ребенку удалось избежать высылки в богом забытую дыру. Ну и что? Забудь.
Даже имея дело с самыми трудными случаями, Конор надевал маску сангвиника: выйдя из зала суда, расточал улыбки и с радостным видом пожимал всем руки, будто ему все равно, выиграл он или проиграл. Он похлопал себя по карманам:
