Танцы на пепле судьбы - страница 20

Заняв положенное в самолёте место, я достала роман Маккаллоу и попросила у стюардессы бокал тихого розового вина. Перед взлетом я по свойственной себе дурной привычке начала читать и уснула, чтобы постараться забыть то, что совсем не желала ронять из памяти.

Когда мы набрали высоту, меня разбудило бумажное шуршание. Рядом со мной сидел мужчина, маниакально переворачивающий страницы заслонившей его лицо газеты. Он делал это столь назойливо и экспрессивно, что последующие сорок минут мне все отчетливее представлялось его подсознательное желание нарушать мой сон. Когда мои веки опускались, он будто нарочно начинал теребить бумагу. Насилие над позабытым изданием меня, как будущего журналиста-международника, будоражило, выводя из непрочного равновесия. Зажмурив глаза от неловкости, я слегка постучала по газете и произнесла:

– Доброй ночи. Прошу прощения за беспокойство, но не могли бы вы перелистывать страницы «Corriere della Sera» чуть нежнее? Мне бы не помешал отдых. И газете, кажется, от ваших пальцев тоже.

Мужчина сложил газету, и я увидела лицо Бориса, будто обрамлённое в ласковую и возбужденную ухмылку. Он немедленно отложил примятое издание в сторону и спросил:

– Я забыл тебе задать один вопрос, вот и пришел сюда, чтобы это исправить.

– Какой? – в ступоре переспросила я, зажмуривая и выпучивая свои глазёнки вновь и вновь.

– Не желаешь ли ты прогуляться?

– Куда? Мы же в самолёте…

– Замуж. Хоть разок, я думаю, нужно…

Борис достал из кармана пиджака кожаную коробочку, из которой вытащил кольцо с ярко-желтым бриллиантом, и приподнял брови, ожидая скорый ответ. Не подумав о мнении семьи, играющей значимую в моей жизни роль, я мгновенно согласилась.

Все свои восемнадцать лет я даже не могла позволить себе выйти из дома без отцовского позволения, но в ту секунду, когда Борис задал мне столь волнующий и, как оказалось, судьбоносный вопрос, я будто бы осмелела. Весь полет мы целовались, наплевав на осуждение наших утешительных причмокиваний рядом сидящих бизнесменов в костюмах, перешёптывались и рассказывали друг о другу о семьях.

Приземлившись, мы получили багаж, взялись за руки, прислонились друг к другу, как вдруг, подобно оголтелой вороне, подлетела низкорослая беременная женщина. Она схватила ладонь Бориса и положила на свой арбузообразный живот и, иронично ухмыльнувшись, заглянула мне прямо в глаза как бесстыжей разлучнице. Не собираясь быть причастной к чужим разборкам и собственному разочарованию, я мгновенно ушла. Быстро и казалось бесповоротно.

Борис оттолкнул ее и стал оправдываться мне вслед, после чего все же сумел догнать меня, чтобы объяснить то, что не поддавалось ни единому разъяснению.

– Эта девушка ждёт от тебя ребёнка? – спросила, выдергивая ручку из ручной клади, я.

– Тая, я не знаю. Мы виделись с ней два раза, но пока не можем сделать генетический тест. Я готов быть отцом любого ребёнка, но мужем только твоим. Ты не из тех девушек, которые бы без любви ответили согласием недавнему знакомому.

– Ты совершенно мне безразличен. Это было несерьезно. И неужели ты думал, что без разрешения папы я бы вышла за тебя? – вытряхнула вслух неприкрытые враньё я, после чего стала чинить отвалившееся от ручной клади колесико.

Нагло слукавив, я рассмеялась прямо ему в лицо, в котором я заметила веру каждому моему обманчивому слову. Борис совсем не узнал меня, а значит, он поспешил. Он был растерян, подавлен, словно носил траур по погибшему дитя. Его щеки покраснели, а лоб покрылся клейким мерцающим потом. Борис поцеловал мою руку, потер подбородок и ушёл, оставив меня с летним московским холодом наедине. То, что я только что обрела, я потеряла. Без истерик, обвинений и самотерзаний я вышла из терминала и села в такси.