Дверь открылась, но в полутемной прихожей никого не было. В следующую секунду из-за портьеры вынырнула женщина, которая была ростом чуть ниже Эллы, и, всхлипывая, кинулась Эльзе на шею.
– Лизанька, Лизанька, боже мой! Какое счастье, дорогая моя… Сокровище мое, ты такая красивая, такая невероятно красивая… В жизни еще лучше, чем на афишах!
– Эта дуреха твоими афишами всю комнату оклеила, живем как в гримерке – не наглядимся никак.
Мануэла посмотрела на сестру, потом на Эльзу:
– Деточка, не обижайся на нее, она только с виду колючая, а в остальном – прекрасная и светлая. Идем в гостиную, а она пусть кофе сварит, что ли… И покрепче, Элла!
Лицо у матери, и правда, было нежнее, чем у сестры, голос приятнее, волосы чуть длиннее. Но движения были такими же плавными и четкими, осанка – ровной, походка, несмотря на ногу – невероятно легкой.
– Мам, что с ногой у тебя?
Вот так первый вопрос матери, которую не видела семнадцать лет! Его услышала с кухни Элла и расхохоталась.
– Подстрелил ее поклонничек. У нас это семейное: если не мы, так нас. Да, Мануэла?
– Да… И нога болит иногда на погоду, поэтому Элла вместо меня танцует сейчас. Нас никто не отличает, в самом деле.
– Я сегодня, когда ее увидела, поняла, что это не ты. А вчера ваше сходство меня наповал сразило.
– Ты ее тоже шокировала, она вчера выпила полбутылки виски, когда пришла. И все говорила о том, как ты танцуешь. Покорила ты ее. Жаль, что меня там не было. Хотя я бы не выдержала, умерла на месте. Как же я люблю тебя, моя дорогая. Я знала, что мы увидимся, я знала…
– Мам, а что случилось? Почему ты не появлялась?
Это «мам» не просто доставляло ей удовольствие, это была целая гамма неведомых эмоций. Оно обрушивалось, опьяняло, увлекало, казалось чудом.
– Это так непросто. Я встречалась с одним человеком, когда приехала сюда с вами, и он хотел меня увидеть… В общем, мы не очень удачно придумали с этим заплывом. А потом он меня просто не отпустил. После Алеша, твой отец, подал в суд, и меня объявили умершей. У меня даже документов нет, я прав ни на что не имею. Меня нет как бы, понимаешь? Ни работать не могу, ни поехать никуда. Но танцевать очень хотелось, и придумались эти выступления во дворах. А тогда с этой стрельбой я еле ноги унесла – чуть не прокололись мы. В любом другом случае меня можно было предъявить как Эллу. Но в тот раз она была в отъезде, и документы были у нее с собой, а тут я с простреленной ногой в больнице. А за обман и за то, что живешь без документов, в тюрьму сажают. Мне туда не хотелось… Так что я даже по городу редко хожу. Только потанцевать и обратно, и то – чаще на такси.
– О боже, неужели нельзя документы восстановить как-то? Почему обязательно тюрьма?
– Здесь это сделать невозможно. Элла узнавала, и другие говорили… Вот и пришлось мне издалека смотреть на тебя, моя девочка.
– Я поговорю со специалистами, узнаю, как все это можно устроить.
– Ну что ты, что ты…
Мать понизила голос и махнула рукой. На тонком запястье зазвенели браслеты. Один из них, самый широкий, был украшен крупным зеленым камнем.
– У меня тоже есть малахит, – Эльза протянула матери руку с кольцом. – Вчера купила здесь. Не поверишь, у Французской проститутки.
– Красивое кольцо, – Мануэла задумалась. – Не называй ее так.
– Я не знаю, как ее зовут.
– Ее зовут Майя, она подруга твоей бабушки. Когда-то, очень давно, они вместе работали в театре… Она в некотором роде наш ангел-хранитель. Майя видела тебя с Эллой?
