Обучаться
многому я могла лишь в теории. Но не стеснялась задавать вопросы донам,
наблюдала за их работой, где-то старалась хоть немного поучаствовать, даже на
кухню смогла выбраться. На большой жаркой кухне властвовала крупная, грозная с
виду дона Ириса. На самом деле милейшая женщина. Всякий раз я хвалила ее
стряпню со всей возможной искренностью, что было совсем несложно, готовила
Ириса и впрямь чудесно. Только никто этого не ценил. Считалось, что кухарка
просто выполняет свою работу, за которую ей и так платят. Та к чему лишние
слова? Я мчалась на кухню, как только у меня выходило улизнуть от нянюшек. Сидя
на высоком стуле и болтая при этом ногами, наслаждалась вкуснющим жирным
молоком с какой-нибудь плюшкой и наблюдала за упорядоченной суетой, царящей
вокруг. Ириса сновала по кухне, приглядывая за десятком подмастерьев,
контролируя нескончаемый процесс приготовления пищи. В огромном доме обитало
под сотню жителей, и все они питались с общего стола.
Я
как-то попробовала помочь Ирисе, взялась очистить овощи от шелухи. Это были
длинные стручки, покрытые сначала плотной оболочкой, а под ней мелкие плоды в
шелухе. Ну, то есть ничего сложного. Ребенку вроде меня вполне по силам. Однако
Ириса неожиданно строго запретила мне это занятие, заявив, что благородной мие
никак нельзя на кухне возиться. И если вдруг мои доны увидят, больше ни за что
не отпустят! Так что мне осталось только наблюдать.
Очень
не хватало непосредственности, свойственной детям. Ее во мне не осталось ни на
грамм, сплошной расчет, поэтому необходимого приходилось добиваться хитростью.
Слезы, как инструмент достижения цели, я давно решила не использовать! Это
создавало приятный контраст с остальными девочками, особенно с Роритой, которая
ревела сутки напролет, добиваясь особых преференций. Я же действовала иначе –
улыбкой, искренним интересом, благодарностью за малейшие плюшки, что перепадали
мне гораздо чаще, чем другим. Меня любили, и я платила тем же.
Не
один раз я пыталась увлечь других девочек своими занятиями, тем же шитьем, но
пока мне это не удалось. Они оказались не готовы пока не то, что к обучению, а
даже к долгим осознанным играм. Мне было немного страшно так сильно выделяться
на общем фоне, но постепенно я осмелела. Никто не кричал мне вслед «Ведьма!» и
не тащил на костер, что придавало некоторой смелости.
Однажды
я предложила девочкам поиграть в классики. Наш внутренний дворик не был выложен
камнем, поэтому пришлось чертить контуры для игры прямо по траве, пока дона
Ниолара не видит, как мы портим зеленый газон. Никаких цифр внутри квадратов
писать не стала, просто бросала камушек по очереди в каждый квадрат и прыгала.
Всех, кроме Рориты новая забава увлекла. Мы стали проводить на свежем воздухе
больше времени. Рорита же изо всех сил делала вид, что ей неинтересно. Она
отчего-то задирала нос больше других и считала себя лучше нас. А что меня
задевало особенно сильно, к моим донам она обращалась с этакой небрежной
снисходительностью прирожденной королевы, и это в пять лет! Воспитанием Рориты
занималась дона Ледара, не подпуская к этому процессу больше никого. Женщина
часто что-то внушала воспитаннице тихим голосом, расчесывая волосы перед сном
или отведя в сторону на прогулке. С другими нянюшками Ледара тоже общалась
свысока, зачастую обижая добрых женщин таким отношением. Будто бы знала что-то
такое, чего никто больше не знал.
