Ауджелло удивленно поднял брови.
– Значит. Звонили Бьянко и Лоччиччиро.
– Всё?
– Сарраваккио приходил лично и персонально.
– Выходит, не звонил только Манзелла.
– Точно так, синьор комиссар.
– Я ничего не понял, – прошипел Ауджелло, едва за Катареллой закрылась дверь.
Кофе был отличный. Комиссар рассказал Мими о звонках Манзеллы.
– Думаешь, если Манзелла сегодня не звонил, он знает, что случилось с Фацио? – спросил Мими.
– Не исключено.
– Что будем делать?
– Ты возвращаешься домой к Бебе и малышу.
– А ты?
– Отдохну немного, потом пойду на берег, посмотрю, что происходит на пирсе.
Телефон зазвонил, когда Монтальбано уже собирался уходить.
– Синьор комиссар! Вас спрашивает журналист Тизито.
– Соединяй. Привет, Николо, как дела? Куда ты пропал? Как дома?
– Все хорошо, спасибо. Ты еще в комиссариате?
– Как раз ухожу.
– Возвращаешься в Маринеллу?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Да так.
– Николо, ты чего-то недоговариваешь. Что у тебя?
– Ничего срочного. Хотел кое о чем спросить. Если спешишь, дай мне Фацио. Я поговорю с ним.
– Его нет.
– Ушел уже?
– Не знаю.
– Ладно, я позвоню ему домой.
– Нет!
Черт возьми, зачем он так закричал?
Помолчав немного, Дзито нерешительно заговорил:
– Прости, но…
– Видишь ли, Николо, дело в том, что его жена… она больна, и ему сейчас ни до чего… понимаешь?
– Конечно. Пока! Всего хорошего!
Интересно, устроило ли Николо Дзито такое объяснение?
Впрочем, дураку понятно, что репортер «Свободного канала» звонил неспроста.
Когда Монтальбано пришел на пирс, некоторые траулеры уже пришвартовались у складов и разгружали улов. Ярко горели портовые прожекторы. Вдалеке, у входа в гавань, были видны огни возвращавшихся с моря кораблей.
У складов стоял отчаянный гвалт: кричали рыбаки, кто-то ругался, кто-то отдавал приказы. Перекрывая гул голосов, урчали моторы катеров и авторефрижераторов; мерно гудели компрессоры холодильных установок.
Комиссар заметил, что в узких проходах между складами, в этих портовых переулках, развернулась активная торговля: ящики с рыбой тащили те же люди, которые только что разгружали их с траулеров и катеров. Вряд ли это бросовый товар, скорее доля, причитавшаяся самим рыбакам. Покупатели после недолгих переговоров грузили ящики на скутеры или в небольшие фургоны. Наверняка владельцы ресторанов или посланные ими люди. Приезжают, затариваются свежей рыбой по выгодной цене. На обычном рынке придется заплатить вдвое больше.
Монтальбано вдруг вспомнил про хозяина пяти траулеров, что приходил утром в комиссариат.
Как его бишь? Риццика, точно! Он должен быть где-то здесь.
Комиссар увидел охранника, в руках у него был ящик с рыбой. Видать, получил компенсацию за то, что закрывает глаза на стихийный рынок.
– Комиссар Монтальбано. Я хотел бы знать…
Охранник побледнел от страха.
– Мне ее подарили… эту рыбу… Клянусь! – ответил он дрожащим голосом.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Я хотел бы знать, где можно найти синьора Риццику.
– Риццику? Он на складе, у него их несколько.
– Какие именно?
– Номер три, номер четыре и последний.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста! – явно приободрившись, ответил охранник. Он подобострастно отступал и чуть ли не побежал, опасаясь, что Монтальбано передумает и примется расспрашивать про рыбу.
Перед открытой дверью склада номер три стоял тот же «форд-транзит», что и утром. Монтальбано заглянул в открытые двери склада и увидел Риццику.
Тот разговаривал с человеком в комбинезоне. Вид у него был встревоженный. Увидев Монтальбано, Риццика пошел ему навстречу, вытянув для приветствия руку.
