Не отвечаю. Что мне сказать?
Надолго задумываюсь, уставившись в светлый ковер. Вдавливаю пальцы ног в высокий ворс. Я должна с Марком поговорить, потому заранее готовлюсь к этому.
– Поговори с ним завтра. Свяжись, – девушка оказывается слишком близко. Я вздрагиваю.
– Дарина, ты знаешь слишком много. Мне это кажется странным, – я зову ее жестом в спальню. – Я прилягу. Голова гудит. Посидишь со мной? – сама не знаю, что меня дергает так сказать.
– Ничего, если я, – она мнется на пороге, – у тебя переночую? Не хочу на улицу в таком виде идти, – Дарина показывает на халат.
Я думаю, что могу предложить ей свою одежду, чтобы она добралась до корпуса, но отвечаю:
– Оставайся. Надеюсь, ты не храпишь.
Она чешет щербатый нос, и я замечаю на запястье вязь разноцветных фенечек. Я не люблю украшения, но вот кожаные ремешки в виде браслетов – моя слабость. Хотя я почти никогда их не одеваю. Чтобы в танце не мешали.
– Иногда, – девушка растягивает губы в скромную улыбку.
– Ладно! – бросаю я. Впервые за эти дни мне хочется спать так сильно, что едва стою на ногах. – Все равно вряд ли услышу.
Вылавливаю в шкафу две длинные футболки, что заменяли мне ночнушки, и бросаю одну гостье. Всю одежду мне выдала учительница-каланча. Имя не помню, надо будет хоть записать. Хорошая ученица!
Отступаю в сторону и бормочу:
– Я быстро в душ. Не скучай.
Девушка кивает в ответ. Высохшие кончики волос весело прыгают, переливаясь при свете диодных ламп.
Когда возвращаюсь, Дарина уже крепко спит, закутавшись в халат. Побоялась брать постельное без спроса? Не скажешь, что скромница.
Я отбрасываю край покрывала и укрываю ее, а сама ныряю под стеганое одеяло и не успеваю о чем-то подумать, как слышу звон монет. А может, это колокольчик?
15. Глава 15. За гранью
Дзынь… Дзынь…
Темнота расступается, не успев как следует поглотить меня.
Тихий теплый ветер поглаживает плечи. Я сижу под навесом и смотрю в, будто глазированное, закатное небо. На улице светло, но солнце уже спряталось за горизонтом, и дневные краски потускнели. В подлеске слышны убаюкивающие песни птиц. Уютно. Спокойно.
Над головой звенит «музыка ветра». Тоскливо, трепетно, а изредка режет по ушам так, что хочется обернуться и оборвать тонкие трубочки. Но приятная тяжесть в теле останавливает меня. Не хочется вставать. Будто влипаю в плетеное кресло.
Сильные руки опускаются на плечи. Я слышу легкий аромат нероли и трусь щекой о ладонь Марка.
– Я так скучаю… – шелестит чей-то голос, и, только обернувшись, понимаю, что это говорят мои губы. Голос сиплый и уставший. Муж ласково улыбается и, наклонившись, целует в висок.
– Я всегда рядом. Ты же знаешь, – слышу в интонациях печаль.
Душу ломает от воспоминаний, но я прикрываю глаза и с легкостью прогоняю их.
Понимая, где я, и что происходит, позволяю себе расслабиться. Сон не причинит мне вреда и боли. А без Марка, без того Марка, что любил меня больше жизни, я не смогу долго выдержать. Как без ветра не звенят длинные трубочки, что висят под потолком в беседке и, говорят, отгоняют злых духов, так и я без мужа – просто сосуд, не имеющий смысла. Бабочка в зачатке: куколка. Обездвиженная, неспособная. Любой может подойти и уничтожить: беззащитную и слабую. Это состояние хуже загнанной в угол жертвы. Ведь она еще может драться, в отличие от меня. Быть опустошенным намного тяжелей.
Отгоняю пространные мысли и льну к Марку. Тяну его к себе, запуская пальцы в длинные смолистые волосы. Языком прорываюсь сквозь пухлые губы и глотаю его вкус. Жадно и неистово. Я знаю, что сплю, потому позволяю себе больше, чем обычно. Возможно ли напоить страсть? Можно ли утолить голод?
