Танец мотылька - страница 30



– Немного, совсем немного, – проговаривает Марк у самого уха. Я чувствую, как он дышит и не могу пошевелиться. Слишком тревожно на душе от этих прикосновений. Невероятно тревожно. До остановки сердца.

– Ты понимаешь, что мне тяжело воспринимать происходящее? Для меня все по-новому. Ты – новый.

– Я знаю, – шепчет и целует скулу, вытянувшись еще сильней из-за спины. Его длинные волосы щекочут шею. Ловлю новую волну мурашек. Так играть невозможно. Муж или не муж?

Марк прокладывает дорожку назад, по руке к плечам, затем опускается к ключице. Разминает ее и небрежно опускается ниже. Перехватываю его пальцы.

– Не нужно. Не сейчас.

– Но я же вижу, что ты чувствуешь. Позволь. Ты помнишь их – мои прикосновения.

– Ты делаешь мне приятно, мне нет смысла скрывать, но морально я не могу. Это неправильно. Словно я надела чужую обувь: удобную, красивую, но не свою.

– Но я же твой, – чуть поворачивает мой подбородок к себе, и я сталкиваюсь с его васильковым взглядом. Снова эти снежинки!

– Марк, твои глаза…

– Что? – он переходит вперед и присаживается рядом на диван напротив. Тянет меня к себе. Я пытаюсь прикрыться и схватить футболку, но он отбрасывает ее в сторону.

– У тебя в глазах какой-то блеск, – говорю я, и чувствую, как напряглись на мгновение его пальцы.

– Тебе показалось, – мужчина порывисто прижимает меня к своему громадному плечу. Да так сильно, что я уже не могу ничего сказать.

Слышу биение наших сердец и запах Марка. Он гладит руки, переплетает наши пальцы, отчего не выходит усмирить дыхание. Снова появляется жгучее желание выбраться на балкон.

– Мне нужно подышать.

– Там жарко. Если захочешь, вечером пройдемся по парку.

– И что мне дома делать весь день? Я не выдержу в четырех стенах. Отвези меня к маме.

Он сжимает мне ладонь до боли, затем шумно выдыхает.

– Вика, только ты не волнуйся.

– О чем ты? – а сердце уже пропустило удар.

Марк не отпускает меня. Я поднимаю голову и пытаюсь заглянуть в его глаза. Замечаю, как утончились мужские губы, как дернулись вниз их уголки.

– Вика, родители погибли еще два года назад.

Сказать, что меня прошибло током – ничего не сказать. Я превращаюсь в ток. Вцепляюсь огрызками ногтей в его руку и скриплю зубами.

– Нехорошая шутка… – процеживаю и резко встаю. Хватаю футболку и надеваю ее трясущимися руками.

– Медди, это сложно, я понимаю, но…

– Не называй меня так! – кричу. Истерично, не сдержанно, до хрипа в голосе. – Ты врешь! Я это чувствую, это не может быть правдой.

– С чего ты решила, что я обманываю? – спокойно холодно отвечает Марк и отклоняется на спинку дивана.

– Просто вот здесь скребет, когда смотрю на тебя, – показываю на грудь и направляюсь из комнаты. На пороге оборачиваюсь, и бросаю ему: – Только я не понимаю зачем тебе все это.

– Что это? Золотая, ты несешь чушь!

– Чушь – это то, что сейчас со мной происходит. Я всю жизнь посвятила танцам, у меня хорошие добрые родители, внимательный брат, и живу я одна!

– Нет, со мной. Или штамп в паспорте и кольца уже не доказательство?

– Почему тогда у нас фамилии разные?

Марк встает и подходит ближе. На бледных щеках играет румянец.

– Потому что ты так захотела, – мягко отвечает он.

– Это нелепо. У меня нет такой придури. Я бы взяла фамилию мужа, если бы вышла…

– Хорошо, как только ты поправишься, сменим фамилию, – мужчина останавливается рядом и тянется ко мне.

– Прошу… – пячусь.

– Вика, ты делаешь мне больно. Я ведь тоже только кости собрал. Это жестоко.