– Скажи «пюр-ре» и наложу добавки, – улыбнулась Соня.
– Пю-л-ле, – попробовал мальчик.
– Нет, там «эр» звучит. Ты же можешь, большой уже. Пю-р-ре.
– Мам, – Даня зыркнул на меня, – давай потом? Так можно сметаны?
– Ладно, лентяй.
Понимаю по взгляду, что Даня ничего не помнит. Когда Марк успел почистить его память, не знаю, но у Вольного было предостаточно времени пока я валялась в подвале.
После обеда я набираю телефон Марины и уже через пару часов она приезжает на своей машине.
Руслан помогает дотащить Вольного до джипа и запихнуть его в салон. Я стараюсь не смотреть, как темная голова Марка безвольно болтается в разные стороны.
Соня, как и обещала дала мне несколько скромных платьев. Они все похожей расцветки и покроя, но сейчас по-настоящему спасают от боли. Одеть майку или футболку я не рискнула бы. Девушка, приготовив пакет с едой, вручает его мне, когда я усаживаюсь на пассажирское сидение. Шепчет в ухо:
– Любовь сильнее ненависти.
Я хмурюсь. Соня отходит от машины и подмигивает мне. Данька помашет ручкой и посылает воздушный поцелуй. Затем прижимается к матери.
– Тетя Вика, приезжайте в гости! – кричит он. Смог-таки выговорить!
– Конечно, – отвечаю одними губами. Сердце щемит от тоски, словно эти люди родные. Так тяжело уезжать.
– Поехали? – бросает в воздух Марина и заводит мотор.
До выезда из деревни нас провожает другой сосед на тракторе, чтобы в случае чего вытащить нас из грязи. Но джип справляется сам, и вскоре мы мчим по грунтовке в сторону трассы.
20. Глава 19. Надежда не умирает
Меня размаривает в дороге, и я ненадолго отключаюсь.
Машина внезапно дергается. Дермантин[1], прилипнув к ожогу, резко отрывается вместе с ошметками волдырей. Боль заставляет проснуться в один миг.
Всю дорогу приходилось держаться на расстоянии от спинки кресла, но во время дремы, видимо, я слишком расслабилась.
Паникую, когда вместо больницы вижу двор высотки. Шепчу сквозь боль:
– Марина?
Оборачиваюсь и гляжу на медсестру. Девушка выключает зажигание. Сидит долгую минуту, сжимая руль пухлыми пальцами, затем смотрит на меня таким укоризненным взглядом, что по коже рассыпается мороз.
– Где ты взялась на нашу голову? – шипит она.
Марина напоминает гадюку, которая защищает гнездо с детенышами-змеями. Не хватает только раздвоенного языка.
– Ему в больницу надо… – выдавливаю я.
Марк так и не приходит в себя. Он едва ли помещался на заднем сидении: лежит на боку, колени упираются в Маринино сидение. Вольный слишком бледен, слишком ослаблен.
О ком я беспокоюсь? О своем мучителе?
– Сейчас. Посиди здесь, – Марина выскакивает на улицу и убегает в один из подъездов.
Я дергаю ручку, чтобы выйти, но тщетно – заблокировано.
Тихо, спокойно. Нужно просто подышать. Как жжется плечо!
Внезапно дверь распахивается. Меня вытягивает из салона крупная рука. Чужой мужчина, подмяв за талию, тащит к дому. Взвизгиваю, но грубая ладонь тут же обрывает мой крик. Краем глаза вижу, как двое громил лезут в джип и достают оттуда бездыханное тело Марка. Мычу и кусаюсь. В следующие несколько минут я едва помню себя от боли: тот, кто тащит меня не церемонится с ожогами, и, словно нарочно, цепляет нездоровое плечо. Я прямо чувствую, как лопаются пузыри, вытекает жидкость, и кожа раздирается до мяса.
Когда меня швыряют на пол, я уже не могу шевелиться. Превращаюсь в огненный шар, который катится в пропасть. И вот сейчас, падая, испытываю чуть ли не облегчение: на несколько секунд вовсе отключаюсь от реальности.
