Танец мотыльков над сухой землей - страница 4



– «Дьявольский», – ответил Юра.

– Вот спасибо, а то я не знал, – сказал Распутин с детской улыбкой. – И все думаю, когда слышу это слово: что оно означает?..

* * *

– Морковный суп? – удивился Распутин. – Ведь пост кончился, вы что, вегетарианец? А вы прозаик или поэт?

– Прозаик.

– Все-таки прозаику, – со знанием дела сказал Валентин Распутин, – раз в день котлетку надо бы съесть.

* * *

Официантка в Переделкине сделала мне комплимент:

– Вы так кушаете аккуратно, ничего под столом не валяется.

* * *

Литературовед и переводчик Юрий Архипов запечатлевает для вечности Распутина и Личутина.

– Вот я с кем вас сфотографирую сейчас, с Мариной! – говорит Архипов.

– А вы чего такие серьезные, – говорю, – улыбайтесь! – Беру их обоих под руки и расплываюсь в улыбке.

– Мне такую фотографию не давай, – сердито сказал Личутин. – А то жена скажет: чем это ты там занимался?..

– Мне дайте, – говорю, – мой муж скажет: наконец-то с настоящими русскими писателями имела дело!..

* * *

– Последнее, что я прочитал из молодых, это Нарбикова, – говорил Валентин Распутин. – Меня заинтересовало ее высказывание: «Соловьи поют, чтобы слаще совокупляться. Для того же предназначено искусство». Мне даже стало интересно, что может написать человек, который так считает?

* * *

Владимир Личутин – поразительный прозаик. Он вскрывает такие пласты языка, которые давно никто не знает и не помнит. Недаром про него говорят: «Не читать Личутина – преступление. А читать – наказание».

* * *

– На лыжах-то катаетесь, Георгий Дмитрич? – спрашиваю Гачева, повстречав его на проселочной дороге.

– Я лыжи берегу, боюсь, затупятся. И так один конец отломился, вот я его привязал и уже лет пять катаюсь с привязанным концом.

– А чего пластиковые не купите?

– По причине крайней нищеты.

* * *

В Уваровке сосед Леша от радикулита настоял для растирания поясницы водку на мухоморе. Захотелось выпить. А ничего больше не было спиртного. Тогда он сел рядом с телефоном (в случае чего вызвать «Скорую»), пригубил и смотрит в зеркало. Видит – не побледнел, ничего. И тогда он спокойно выпил все.

* * *

Мой папа Лев на даче принялся растить картошку. Но у него вышла неувязка с колорадским жуком. Соседи стонали под игом колорадского жука, – только и ходили, собирали, согнувшись в три погибели.

– А у меня нет никаких вредителей! – радовался Лев.

Потом у всех выросла картошка, а у Льва – «горох».

Сосед Толя пришел посмотреть, в чем дело, и увидел у нас на огороде сонмище жуков.

– Как? Разве это он? – удивлялся папа. – Я думал, это божьи коровки. А колорадский жук, мне казалось, – большой, черный, страшный, похожий на жука-носорога, который водится в штате Колорадо.

* * *

Увидев, как огорчился Лев, Толя сказал нам:

– Я подложу ему в огород своей хорошей картошки, скажу, он плохо копал, и подложу. Он копнет – а там целый клад.

Еще он и кабачок туда закопал. И полиэтиленовый пакет с морковью.

* * *

– Сегодня Лемешеву сто лет! – объявила Люся. – По телевизору выступала его жена. «А поклонницы вам не досаждали? – спросила ведущая. – Про сыр была какая-то история?..» «Конечно! – та ответила. – Их звали сыроежками. Однажды Лемешев пошел в Елисеевский магазин и купил там сыр. Вот они все кинулись покупать этот сыр! Поэтому их прозвали сыроежки». Такую хреновину, – возмущенно сказала Люся, – про Сергей Яковлевича рассказывает!

* * *

Писатель Валерий Воскобойников вспоминал, как в питерском журнале «Костер» готовили к публикации повесть Юрия Коваля «Пять похищенных монахов». А в этой повести, кроме всего прочего, сообщается о том, что в городе Карманове делают бриллианты.