– Вот-вот, – сказал победно Карл, – Аллах!
Константин крикнул издали сердито:
– С ума сошли, богословы драные!.. Господь не создавал ни сарацин, ни франков, ни даже папу римского. Тоже мне умники. Тангейзер, с тобой, дружище, все в порядке? А то вид у тебя не совсем победный.
Тангейзер поднялся, со злостью выдернул меч из груди человека, который мог бы стать родней.
– Четвертый ушел, – сказал он мрачно.
Вальтер радостно охнул.
– Так ты дрался с четырьмя?
– Да.
– Ты настоящий боец, – сказал Вальтер с уважением.
Тангейзер отмахнулся.
– Танкред один дрался против ста тридцати сарацин и всех зарубил. А это…
Карл пробасил:
– Ну, с Танкредом пока никто не сравнится. Это лев пустыни!.. Но давайте вернемся в город. Кто знает, если они напали, то могут привести большой отряд.
Тангейзер пошел к коню, но на ходу покачал головой.
– Не приведут.
– Почему?
– Это было личное, – ответил Тангейзер лаконично.
Они все поднялись в седла, но переглядывались, наконец Константин спросил осторожно:
– Что личное может быть у христианского рыцаря, истинного крестоносца, с этими нехристями? Или ты собрался перейти в магометанскую веру?
Рыцари загоготали, Тангейзер нахмурился.
– Напротив, – сказал он, – я собирался выдернуть из нее и привести в христианскую одну невинную душу… А сейчас даже не знаю, что с нею. Может быть, ее вообще убили?.. Или увезли на другой конец их мира?
Рыцари медленно пустили коней в сторону воинского лагеря, на Тангейзера поглядывали с сочувствием, только Константин подъехал вплотную и весело хлопнул по железному плечу.
– Погрусти, погрусти… но не слишком, все-таки жизнь у нас впереди. Все будет, дорогой друг. И беды, и горести, и потери. Но и радости… возможно.
А Карл сказал глубокомысленно:
– У иудеев в их книгах сказано: берущий женщину в жены пусть проверит, кто ее братья.
– Она была не иудейка, – ответил Тангейзер.
– А-а-а-а, – протянул Карл еще глубокомысленнее, – ну тогда да, можно не проверять…
Вальтер, не удержавшись, хихикнул, но, когда Тангейзер оглянулся, успел принять скорбный и очень серьезный вид.
Ночью ему снилась Айша, он плакал и молил ее простить гибель ее братьев, а проснулся от рева труб по всему лагерю, что подняли от костров солдат, а теперь созывают последних из города.
Солнце только-только поднялось над далекими горами, а первая колонна уже двинулась по остывшей за ночь дороге.
Наемное сарацинское войско императора, прибывшее с ним из Палермо, теперь постоянно двигалось впереди, готовое как принять первыми бой, так и показать, что эти франки не те франки, а совсем другие франки, с этими можно не только дружить, но и хорошо дружить.
Манфред появился только однажды, он время от времени проезжал вдоль колонны, зорко и придирчиво оглядывая армию на марше, а когда поравнялся с Тангейзером, сказал ему значительно:
– Видишь долину?
– Да, – ответил Тангейзер настороженно.
– Это та самая, – сказал Манфред с почтением, – Саронская!
Он умчался дальше, а Тангейзер, хоть и всего второй раз услышал это название, все равно попытался смотреть на эту долину с восторгом, почтением, как того требовалось, но что-то не получалось, перед глазами все равно стоит гордая и прекрасная Айша, все еще загадочная и непостижимая.
За эту землю в течение многих тысяч лет сражались народы, овладевали ею, но приходили новые, неведомые, снова сражения, и снова захватчики становились хозяевами, но эпоха меняла эпоху, прежние народы рассыпались в пыль под натиском молодых и свирепых, пока наконец ее завоевали воины Иисуса Навина…
