Ах, Ира, Ира. Брачная контора.
Промокший френч. Гагарин-авеню.
И тёплый плед. И кофе без ликёра.
Всё предсказала бабка. На корню.
А перед этим стонущее нечто.
Голодный кот на первом этаже.
И форточка, распахнутая вечно.
И вечность в закатившемся драже.
А после нечто вкус одеколона.
«Ах, милый Юра, я сбегу в Ташкент.
Ты резал вены, я глотал такое…»
Короче, цирк. Волнующий момент.
Ах, Ира, Ира. Прима-балерина.
Я видел свет. Увидеть бы восход.
И Алый Парус Александра Грина.
И это чудо с Галилейских вод.
Восьмой этаж и три окошка справа.
Больная мать. Ты солишь огурцы.
Я не хочу с амвона ни отравы,
ни бесполезной радости. Концы
всего, что мы ещё зовём любовью,
не в гулких фразах эхом по стене.
Мы будем громче. С радостью и болью.
Мы будем, если…
Свет горит в окне.
Раскисли лужи в мятинах асфальта.
Звенит распятье в космосе груди.
Я не лечу. Не кувыркаю сальто.
Я вижу Парус где-то впереди.
