Она оценила сколки! Плести по таким было одно удовольствие. И идеи… до чего же изящно получится! Даже не так.
Получится – восхитительно! Хотя и это слово не передает всех ее ощущений.
А может, сейчас и попробовать? Ну… хоть чуть-чуть?
Булавки тоже были, девушка в магазине продала ей целый короб со всяким добром. И булавки на специальной подушечке, которая крепится на запястье, и еще коклюшки, и нитки, и…
Вечером Оливия лежала рядом с мужем и довольно улыбалась.
Руки помнили.
Коклюшки уверенно заняли место в желтой комнате, а узор кружева за сегодня увеличился на три пальца.
Мало?
Сколько смогла. Но завтра Оливия еще поработает! Завтра ей не придется гадать, чем заниматься. И ах да! На чай к знакомой она тоже не пойдет! Как же ей надоели эти гусыни с их вечными сплетнями!
Завтра с утра она будет очень, очень занята. И от одной мысли о перекатывающихся в пальцах деревянных палочках на душе становилось теплее.
* * *
– Как самочувствие, сынок?
Эрнесто присел рядом с Амадо, коснулся похудевших пальцев.
– Так себе. Пап, что с мамой?
Дураком Амадо не был. Эрнесто и не стал ему лгать. Сын более-менее в порядке, а правду лучше сказать здесь и сейчас. В больнице. Тут хоть врачи помочь могут, а дома только некромант. Увы.
– Барбара мертва.
Амадо молчал.
Потом прикрыл глаза, из-под ресниц выкатилась слезинка. Эрнесто неловко погладил его по голове.
– Я не успел помочь.
– К-как? – едва справился с голосом Амадо. И все равно тот дрогнул.
– Ее убили. Не знаю, как именно, даже дух призвать не удалось.
– А кто?
– Я предполагаю. Но доказательств у меня нет.
– Имя?
Эрнесто качнул головой.
– Я обещаю тебе, что сам разберусь. И сам отомщу.
– Отец! – гнев прогнал даже горе.
– Нет, Амадо. Для тебя это может быть опасно.
– А для тебя?
Эрнесто усмехнулся. Были у него подозрения, были… если Ла Муэрте показалась, значит, не просто так. Она поможет.
– Для меня не настолько. А если ты боишься, что и я помру… оставлю я письмо. Получишь в случае моей смерти, тогда и узнаешь, кто и как. Или – не узнаешь.
Амадо передернуло.
– Не говори так…
Эрнесто только плечами пожал. А куда деваться? Для некроманта смерть – это даже не часть жизни. Это большая ее часть. И работа, и призвание, и сила, и знания. Отношение тоже другое.
– Я разговаривал с Паулиной Аракон, – решительно поменял он тему.
– И? – напрягся Амадо.
– Паула не хочет иметь с тобой ничего общего. Можешь радоваться.
Амадо довольно улыбнулся.
– И хорошо.
– Но визит ты им нанеси, как выздоровеешь. Понял?
Амадо кивнул. Все он понял.
– И кстати, можешь начать с больницы, – намекнул Эрнесто.
– То есть?
– Адан Аракон здесь. С супругой. Ритане Розалии стало плохо, у них дома беда. Ее опять госпитализировали. Вот, можешь прийти, хоть побеседовать.
– Я так и сделаю, – кивнул Амадо.
Ему иногда казалось, что раньше он жил в хрустальной вазе.
Все вокруг красивое, блестящее, гладкое, спокойное… а сейчас его мир разлетелся на осколочки. И надо собирать их воедино.
Во что?
Ну… тут уж как получится.
Можно – в мешочек и в мусор. А можно взять, к примеру, полотно, намазать клеем, да и собрать на нем картину из стекла? Выбор только за Амадо. Но он еще сам не знал, чего хочет. И Эрнесто давал ему время освоиться, успокоиться, найти в себе силы жить дальше…
Всё еще будет.
А каким будет это самое загадочное всё? Надо посмотреть.
