Тараф. Ruslingva krim-romantika detekrivromano, en kiu agas esperantistoj - страница 24



Иза внезапно произнесла:

– Хороший ты мужик, Валера.

Деметер мельком глянул на пассажирку.

– Но не орёл!26

Иза засмеялась.

– Моей маме это старое кино очень нравится. И мне. Хотя фильм грустный. Она его любит, но у них не сбывается… Но ее большая любовь остаётся на всю жизнь.

– В кино только так и бывает.

– Не только в кино.

– Кто сейчас в эту большую любовь верит, в рыночном-то обществе?

– Сто процентов женщин, проживающих на планете Земля. Хотя не все в этом признаются и не все ее имеют.

– Ясно. Подумаю об этом в связи с некоторыми эпизодами моей биографии.

Иза молчала километров пятнадцать. Потом, как будто паузы не было, спросила:

– Ты после возвращения Алисы где собираешься обитать, «не орёл»?

– Пока в конторе.

– Сейчас говорят: «в офисе». Но там же нет ванной. И горячей воды.

– В баню ходить буду.

Валерий запел:

Баня, баня, баня, баня, баня —
Дубовый и березовый настой.
Баня, баня, баня, баня, баня —
Кусочек нашей жизни холостой27.

Кончилась Бельцкая степь, начались кодры28. Пошли красивые виды, потом густые леса кончились, но придорожные пейзажи были все равно интереснее, чем распаханная степь. На дороге стали попадаться повозки, запряженные лошадьми: сельские жители ехали на рынки.

В Каушаны из северной части страны удобнее всего добираться объезжая Кишинев, через Бендеры. Но сейчас, конечно, нельзя, ехали через Кишинев.

– Валер, а какие у тебя планы на личную жизнь после развода?

– Не придумал еще. Постараюсь сделать то, до чего раньше руки не доходили. Новый инструмент освою, не народный. Поперечную флейту или кларнет. Пожалуй, кларнет, к нему флуеристу адаптироваться, говорят, легче. Настоящие физические тренировки возобновлю. Всегда хотел пробежать марафон, а бегал только на двадцать километров.

Иза фыркнула.

– Вообще-то, когда говорят «личная жизнь», то обычно имеют в виду что-то связанное с противоположным полом.

– Григорий с кем-нибудь познакомит.

– Да уж не сомневаюсь!

Валерий надеялся, что останавливать их будут только южнее столицы: гаишники в обычных обстоятельствах склонны придираться в первую очередь к водителям из отдаленных регионов. Водитель, едущий издалека, скорее всего, отдаст деньги не препираясь.

Путешественники проехали мимо нескольких стационарных постов дорожной инспекции, их не останавливали.

– Кажется, в Кишинев въедем без финансовых потерь, – сказал частный детектив, но сглазил. У поста перед въездом в столицу дорожный полицейский взмахнул им жезлом.

– Восемь утра. А ты надеялся, что утром они еще «не разгулялись». Мне подходить с тобой к нему?

– Не надо. Выйди, но просто стой у двери, чтобы он увидел, что я не один.

Валерий читал, что в Америке водитель, когда его тормозит дорожный полицейский, должен сидеть в автомобиле, опустив стекло. Если водитель начнет выходить из машины, у него могут быть неприятности.

В Молдове, как, наверное, во всем бывшем СССР, всё наоборот: выход из машины с документами к патрульному дорожной службы – необходимое проявление уважения к последнему.

Лейтенант дорожной службы говорил по-русски.

– Валерий Ионович, а у вас с автомобильной аптечкой всё в порядке?

– Да, конечно, товарищ лейтенант, готов предъявить.

Давно уж надо говорить: «Господин лейтенант». Но Деметер к этому слову как-то не привык: веяло от него чем-то из советских кинофильмов, в которых со словом «господин» обращались друг к другу белогвардейцы.

– Тогда придумайте сами, что не в порядке, на сумму всего-то в один доллар.