– Эй! Ты не умер?
Корм очнулся и судорожно вздохнул.
– Стоит не дышит. Мы думали, ты сейчас прыгнешь прямо туда. – Эйслет кивнул на рисунок. – Ну как? Впечатляет?
Корм кивнул.
– Это невероятно. Но как ты понял?
– Я уже говорил тебе. Я видел сон. Один из тех, из-за которых меня каждое утро истязают уры.
– Что тебе приснилось?
– Я был там. – Эйслет кивнул на рисунок. – Гулял по саду, разговаривал с людьми. Они были так странно одеты. Вообще весь сон настолько необычный, что я утром не вспомнил ничего. Если бы не уры…, так странно смотреть в Сфере на незнакомые события и понимать, что это из твоей головы вытащили. Я его вспомнил только, когда в сфере увидел.
– Ну а сон? Что ещё тебе снилось?
– Знаешь, давай лучше сходим к урам, и ты сам всё посмотришь. Мне очень трудно вспоминать то, чего не было.
Корм стоял перед Сферой и смотрел, не отрываясь. Смотрел, от волнения плохо соображая. То, что сейчас раскрывалось перед Кормом, выглядело совсем не как сон безумного мечтателя. Для него сны Эйслета впервые обрели подтверждение того, что их природа не так проста. Не зря, ох, не зря уры записывали их, сберегая даже абсолютный бред. Детальность и последовательность этой записи была настолько естественной, что не оставляла сомнений в её реальности. Хотя какая может быть реальность, если это сон?
Корм боялся даже думать о том, что всё это значит. Совершенно оглушённый, он отошёл от Сферы и уселся на шар-кресло. Посидев и немного успокоившись, Корм попросил включить запись ещё раз. Теперь он не думал ни о чём. Просто смотрел и слушал путаные комментарии Эйслета.
– Вот, вот, посмотри, какая смешная у них одежда. А сейчас пройдёт дама, обрати внимание на её грудь.
– Дама?
– Женщина.
– А почему ты так её назвал?
– Не знаю. Просто, когда меня читали, неожиданно вспомнил некоторые слова из своего сна. Само строение, к примеру, называется «Дворец», а эти чудные цветы… смотри, смотри, вот она. В сферу вплыла довольно объёмная женщина. Корм ещё в первый раз подумал, что у неё проблема с грудной клеткой. Горб, что ли?
– Бедняжка. – Вслух подумал Корм. – Наверное, тяжело жить такой уродиной?
– Что ты! Она одна из первых красавиц.
– А как же это… – Корм поднял ладони под подбородок, изображая полушария.
– В те времена это считалось красивым.
– Похоже на моё тесто для пирожков. – Еле прокашлялась Лунна.
При её невероятной загруженности Эйслет попадал в поле зрения исключительно как едок. И его собственные таланты поразили девушку, как горький корень радужницы в сладком сиропе. Она впервые задумалась о том, что остальные жители Круга тоже не просто так здесь обитают.
Сон Эйслета демонстрировал уже внутреннюю часть жилища. И тут вообще всё было непонятно.
Длинные проходы, похожие на улочки города. Это в жилище то? Огромные каморы, окна, которые внутри, неожиданно, оказались широкими. Стены и потолки украшены чем-то разноцветным.
Корм, то и дело, просил остановить изображение и увеличить его, хотя при увеличении становилось ещё непонятнее, и долго вглядывался в разноцветные пятна. Будто ожидал, что и здесь вдруг все станет чётким и оживёт. Смотрел, затаив дыхание, и голова кружилась от увиденного.
– А что это за пятна?
– Это называется «Гобелен»
– «Гобелен» – это что?
– Понятия не имею. Ты задаёшь такие вопросы, будто я за один сон изучил всю древнюю культуру. Кроме тех терминов, что я уже озвучил, я знаю ещё только один – «водочка». Мне предложили её «откушать», но налили, почему-то какой-то жидкости, прозрачной, как вода. Я глотнул и проснулся.
