Таракан без ног не слышит. Полёт ежа - страница 28

Дерево. Огромное. И вокруг огромное, и в высоту. Но дерево. С корнями вроде нормальными, с корой, с ветками. И листья на ветках тоже нормальные. Шелестят тихонько. И дупло в дереве нормальное. Огромное такое дупло. Соответствующее. Так низко от земли и такое уютное. И пахнет дерево, как дерево. А не как фруктовая помойка. Землёй пахнет и прелой древесиной. Нашенским. А нашим всё можно. Сожрёт сволочь, так сожрёт, мне уже всё параллельно.

И я лезу в дупло. И впрямь уютно. Я улеглась на перину из мягкой сухой трухи, свернулась калачиком и заревела. Потом рёв перешёл в рыданья, потом в плач. После непродолжительных всхлипываний я уснула.

Новых сюрпризов дорога нам не преподнесла. Нет, старых колдобин и промоин на дороге хватало, хорошо, что новых ям эти рыбачки не накопали и саму дорогу не заминировали. А ведь могли бы. Но не сделали. Добрые люди.

Манюне не терпелось поделиться с моим мужем своим горем.

– Мой то, композитор хренов, чё учудил.

– Кантату сочинил? – Уточнил Муж.

– Чё? Да не. Опять ужрался с самого утра. Я пока теплицы открывала, он в мою комнату шасть и присосался, гад, прямо к банке. А ему много ли надо? И в смысле литража, и в смысле времени. Захожу домой, а он уже песни ноет. Слыхали же, как он скулит. Будто яйца дверью прищемил. – И немного подумав, добавила – Будто у него, вообще. яйца есть.

И вздохнула.

– Не мужик, а вонь рейтузная.

Муж заржал. Он вообще любил Манины примочки. И Маню уважал. За стойкость.

– Что нажрался, это не учудил, Мань, вот если бы он тебе грядку вскопал, тогда бы я удивился. А так, Солнце светит – Бах пьёт.

Вообще-то, фамилия Баха довольно странная. Бохрума. Когда мой Муж впервые услышал её, он сначала задумался, а потом изрёк.

– С такой фамилией и я бы пил.

– О! Смотрите птиц! – Завопила я.

– Кто!?

– Ну, птиц же! Гляньте, гляньте, большой такой, бегает.

– Ой, я не могу! – закатилась Манюня – Может, птица?

– Нет. Птица – это которая летает, а которая по земле – это птиц. Вон, ещё один носится.

– Глухарь это. – Вздохнул муж. – Да, было бы ружьё. Но сегодня наш удел, охота тихая.

Мы тихо проехали мимо птица, который недовольно дернул головой нам вслед и сказал что-то невежливое на своем, птичьем, языке.

Когда мы добрались до места, солнышко поднялось уже высоко. Уже хотелось чаю и кушать. Пришлось разводить костёр и кипятить воду. Собственно, особого недовольства никто не высказывал. Все грибы в лесу не соберёшь. А отдыхать тоже, когда то, надо. Вот и совместим приятное с полезным.

Я отошла от дороги, набрала немного брусничника для чая. Попался кустик шиповника, ягодки ещё зеленоватые, но ничего, сойдёт.

Ух ты! Вот это да! Полянка размером метров на двенадцать, была усыпана маленькими толстопопенькими подберёзовиками. Один к одному. Тихонько взвизгнув от восторга, я опустилась на колени и принялась осторожно выкручивать грибки.

– Олька! Олямка! Чай готов. Иди, давай!

Ага. Щаз, всё брошу побегу чай пить. Мы сюда зачем приехали?

– Оля!! Ты где, время то идёт!

Вот именно. Я начинаю торопиться. Конечно, азарт здорово перебивает аппетит, но это пока. Через пару часиков я и думать ни о чём, кроме хавчика, не смогу. Так что надо пойти подкрепиться, а потом уж и за дело.

С полным подолом хорошеньких грибочков я вышла к костру.

– Нормально. Мы тут готовим, из последних сил выбиваемся, а она гуляет.

– Ты сама в лес зайди – фиг выгонишь, что там творится.