– А я дальтоник, – ответил Славин.
Пол Дик расхохотался.
– О, какой хитрый мистер Славин! – сказал Глэбб. – Вы все время уходите от точного ответа…
– Точных ответов требует суд.
– Вам хорошо известна работа суда?
– Конечно.
Пол сказал:
– Лучше, чем тебе, Джон. Он просидел вместе со мною весь Нюрнбергский процесс – от звонка до звонка.
– То была политика, Пол, а сейчас мистер Славин отвечает мне по поводу женщин, как опытный тактик: ни да, ни нет, и во всех случаях он чист перед инструкцией.
– Какой именно? – спросил Славин. – Какую инструкцию вы имеете в виду?
Глэбба спасло то, что пришел официант из бара с бутылками виски и льдом; Славин понял, что Глэбб не сможет вывернуться – действительно, как коммерсанту объяснить знакомство с инструкцией?
Пол сразу же выпил, налил Славину и Глэббу.
– Сейчас, – откликнулся Глэбб, набирая номер, – одну минуту, Пол.
Он долго слушал гудки, вздохнул, дал отбой, набрал следующий номер.
– Твои девки уже залезли в ванны в других номерах, – сказал Пол, – ну их к черту, шлюхи.
– Фу, какая гнусность, – сказал Глэбб. – Нельзя быть таким циником, Пол. Просто тебе не попадались женщины-друзья, у тебя были одни потаскухи.
– Лучшая женщина-друг – бесстыдная потаскуха, с которой не надо говорить о Брамсе и притворяться, что понимаешь Стравинского.
– Алло, Пилар, – сказал Глэбб, набрав номер. – Я сижу в обществе двух умнейших людей. Ты не хотела бы присоединиться к нам? Почему? Ты меня огорчаешь, Пилар… Ну пожалуйста… Я тебя очень прошу, а? Вот молодец! Шестьсот седьмой номер, Пилар, мы сидим здесь. Ждем!
Пилар действительно была хороша: высокая, хлысткая испанка с громадными глазами, улыбка – само обаяние; она мило поздоровалась с Полом и Славиным, поцеловала Глэбба – дружески, целомудренно, в висок, по-хозяйски включила радио; «Хилтон» передавал свою джазовую программу, и она не ошиблась, нажала нужную кнопку; приняла от Славина виски, чуть пригубила и, заметив его взгляд, объяснила:
– Не сердитесь, все же я испанка, мы пьем вино, но пьянеем не от него, а от умных собеседников.
«А я сейчас предложу ей беседу, – похолодев от волнения, стремительно подумал Славин. – И собеседника, прекрасного собеседника».
Все эти часы и дни, начиная еще с первой беседы в кабинете Константинова, он жил версией: русский, приславший письмо, наверняка один из тех бедолаг-эмигрантов, которые влачат горькую судьбину, работая в сфере услужливого рабства. За это платят, а в «Хилтоне» – вполне пристойно.
Однако сейчас, в течение всего этого долгого разговора, Славин не мог даже предположить, что оперативное решение придет к нему столь неожиданно. Видимо, впрочем, извечный закон о переходе количества (в данном случае раздумий, прикидок, поисков оптимального решения) в качество привел Славина к действию, на первый лишь взгляд странному, а в сути своей единственно – в данной ситуации – разумному.
– Минутку, – сказал Славин, поднявшись, – я сейчас вернусь.
– Что случилось? – подался вперед Глэбб.
– Кое-что, – ответил Славин.
Он спустился в ресторан, чуть пошатываясь подошел к метрдотелю и спросил:
– Слушайте, у вас тут никого нет из официантов, кто был бы родом из Англии или Германии? Лучше б, конечно, из России, но, видимо, это из области фантазии, нет?
– А в чем дело, сэр? Француз не может вас устроить? Наш бармен француз…
– Это – на крайний случай… Я хочу угостить даму, которая не пьет виски, одним коктейлем, русским коктейлем…
