– Ровным счетом ничего. Просто хотел посидеть с тобой, по телефону говорить – глаз не видеть, а мне хочется смотреть в твои глаза, потому как и ты и Славин невероятные хитрецы и я понимаю вас обоих лучше, когда вы молчите.
– Это комплимент?
– Бесспорно. Хитрость – необходимая градиента ума, она противна коварству и бесчестности. Я специально, знаешь ли, перечитал главу в занятной книге прошлого века «Об искусстве военной хитрости».
Еремин посмеялся:
– Есть аналогичная книга, издана в Париже, в восемьсот тридцать девятом году: «Изящество дипломатической хитрости».
– Значит, комплимент?
– Воистину так. Ну рассказывай, зачем я тебе понадобился?
– Понимаешь, Иван Яковлевич, штука заключается в том, что, по нашим последним данным, в Нагонии вот-вот прольется кровь…
– По твоим данным, нагнетание – не есть чистой воды демонстрация, проба сил?
– По моим данным, там готовится резня. А по твоим?
– Нам кажется, что они не решатся на открытую агрессию. Я согласен, ястребы решили избрать полем нового противоборства Африку, но они не готовы к серьезной драке, слишком свежо воспоминание о Вьетнаме. Видимо, дело ограничится пропагандистской шумихой, рыхлят почву, хотят поторговаться на переговорах о разоружении, поэтому тащат нас к грани кризиса, именно к грани.
– Мне сдается, ты не прав.
– Это твое личное мнение?
– Да. Но оно базируется на фактах.
– Бульон – отменен. Только присолить надо малость.
– Все солееды – гипертоники.
– А я он и есть, – ответил Еремин, – давление скачет постоянно… Вкусный бульон, хорошо делают, молодцы… Вообще-то странно, что ты настаиваешь на возможности агрессии. Давай взвешивать: Луисбург, дружбой с которым похваляется Огано, далеко не так монолитен, как кажется. Хотя проамериканские тенденции там сильны, но единства в правительстве нет. Отнюдь не все члены кабинета солидарны с идеей безоговорочной поддержки Огано – слишком одиозен. Потом – проснувшееся национальное самосознание, люди не хотят ползти в фарватере американской политики, те слишком много портачат, глупят сплошь и рядом, крикливого торгашества много, а мир вступил в пору особого отношения к самому понятию достоинство.
– Министр обороны Луисбурга, однако, заявил о своей симпатии Огано…
– Да, но при этом отказался передать ему партию автоматов, закупленных в Израиле.
– Зачем Огано новая партия оружия? Он получает поставки прямиком из Штатов и из Пекина.
– А привязывание? Он просил у Луисбурга оружие для того, чтобы надежнее привязать к себе соседей. А ему отказали. Это – симптом. Мне кажется, что и президент понимает сложность положения, потому-то он и обращался к Грисо и Огано с предложениями о посредничестве…
– И?
– Пока Огано отказывается, но, я полагаю, в последний момент он должен будет пойти на диалог.
– С какой программой? Разве у него есть конструктивная программа? Он крови жаждет…
– Обломается, Константин Иванович, обломается…
– С санкции хозяев?
– Пекин, конечно, будет категорически против переговоров с Грисо, Пекину выгодно открытое столкновение. А Вашингтон, мне сдается, в растерянности. Понятно, монополии давят, потеряли рынок, все ясно, но ведь решиться сегодня на драку – сложное дело, тем более что наша позиция совершенно определенна: Нагонии будем помогать, как стране, с которой связаны договором.
– Я утром просмотрел выступления американского посла по особым поручениям…
– Что ты от него хочешь, Константин Иванович?! Он человек Нелсона Грина, он обязан говорить то, что тот думает! Но ведь над ним – правительство и администрация, а там тоже далеко не все так едины, как кажется.
