Татарская утопия Фатиха Амирхана - страница 3

Еще через час Фатхулла-хазрет открыл глаза, осторожно приподнялся и сел. Он хотел было по старой привычке крикнуть жене: «Мать, дай воду для омовения!» – но, увидев перед собой двух мужчин, с виду русских, решил, что не на шутку захворал и его доставили в больницу.

– Думуй надо, тяперьче здурув (Искаженная русская фраза: «Домой надо, теперь я здоров»), – сказал он, обращаясь к профессору и мысленно перенесясь домой. Думал он о том, как бы вернуться к своей абыстай и поспеть на полуденную молитву. К нему приблизился доктор Ахмет.

– Отец, я ваш сын Ахмет. Вы, может быть, уже забыли меня. Я лишился вас совсем маленьким. Сейчас вы узнаете все, что с вами произошло, – сказал доктор и предложил мулле одеться.

Фатхулла-хазрет был немало изумлен тем, что какой-то мужчина с седой бородкой, с виду русский, заявляет, будто он – его сын Ахмет. Но решил сперва все же одеться, ибо был совсем наг, а потом уже разглядеть стоявшего перед ним человека. Быть может, его глаза плохо видят? Поэтому, не возражая, взял из рук Ахмета-эфенди одежду. Каково же было его удивление, когда обнаружил, что одежда сплошь «русская»; теперь-то он не верил ни ушам, ни глазам своим. Уж не снится ли ему все это?

Хазрет размышлял долго, его охватил страх: не иначе, как эти двое – миссионеры, сперва хотят одеть его во все русское, а после обратить в неверного; вот почему один из них, хотя и русский, говорит по-татарски и пытается уверить, что он – его сын Ахмет.

– Знакум, пожалуйста, не делайте меня русским, прошу вас, не насилуйте меня, – попросил он Ахмета-эфенди.

Ахмет-эфенди снова повторил то, что говорил раньше, и объяснил, что хочет одеть его и увезти домой. Понятно, Фатхулла-хазрет не поверил и собирался было опять упрашивать, чтобы отпустили его, но, услышав, как профессор Муслимов на языке эсперанто сказал Ахмету-эфенди: «Какой упрямый!» – решил, что перед ним немецкие миссионеры и они собираются обратить его в христианина. Обливаясь слезами, он стал одеваться.

Как ни пытались успокоить его профессор и Ахмет-эфенди, ничто не помогало – Фатхулла-хазрет все больше убеждался, что имеет дело с немецкими миссионерами и ему придется пойти с доктором Ахметом».

В оригинале Фатхулла-хазрет, воскреснув, говорит (приблизительно, ибо некоторых звуков точно передающих звучание этих слов в русском языке нет): «Алла! Астагфирулла!» («Аллах! Да простит меня Аллах!» – более точный перевод) Сравним с «Собачьим сердцем»: когда собака Шарик превращается в человека, его первыми словами были «абыр» и «абырвалг». Шарик, будучи собакой, умел читать, но одну из вывесок читал справа налево. «Абыр» и «абырвалг» означало «рыба» и «главрыба». Шарик, как Фатхулла, читал справа налево. Ведь Фатхулла читал по-арабски, в его время и в татарском языке использовался арабский алфавит, а по-арабски читается справа налево. Слова «Алла, астагфирулла» и «абыр, абырвалг» даже немного созвучны друг другу.

В повести «Фатхулла-хазрет» профессор и доктор общаются иногда на языке эсперанто, который Фатхулла принимает за немецкий язык. В повести «Собачье сердце» есть упоминание о том, что профессор и доктор общаются по-немецки.

Есть и не такие точные совпадения в деталях, которые можно тоже считать отсылками к повести Амирхана. Например, в воображении пса Шарика некий председатель говорит своей любовнице: «Я теперь председатель, и сколько ни накраду – все на женское тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо. Потому что наголодался я в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует». Здесь упоминается о загробной жизни, а у Амирхана показана загробная жизнь Фатхуллы-хазрета. Эта загробная жизнь отличается от жизни до смерти не в пространстве, ибо она проходит на той же земле, а по времени. Вообще, вера в грядущее воскрешение мёртвых существует и в исламе, и в христианстве. В христианстве вера в воскрешение мертвых догматизирована, входит в Символ веры, в исламе практически тоже (хотя строго говоря в исламе нет догматов в том смысле, в каком они есть в христианстве).