Мать откладывает в сторону то, что держит в руках – металлическую бутылку, из которой выходит трубочка на ее лице – и разворачивает футболку. Отец все твердит, чтобы я успокоился. Да пошел ты на три буквы!
– Что э… Бог мой, Елена, это ты сделала?! – в ужасе восклицает мать.
– Нет! – кричит Елена из глубины комнаты.
Она серьезно?
Я с новой силой набрасываюсь на отца, но он крепко держит оборону.
– Да, это она. Энджи, займись ей, – просит он, подталкивая меня к лестнице, чтобы спускаться дальше.
– Тиган, давай, идем подышим воздухом. Иди, пожалуйста! – добавляет он, снова подталкивая меня.
Замечаю Елену, которая не сводит с меня глаз.
Ты заплатишь мне за это, клянусь. Еще никто меня так не унижал.
Я даю понять отцу, что пойду сам и спускаюсь, по-прежнему не отрывая взгляда от Елены. В приступе гнева, ненависти, всего, что переполняет меня в этот момент, я со всей силы бью кулаком в стену, мимо которой мы спускаемся по ступенькам.
Быстро иду к выходу, нужно немедленно выйти отсюда, пока я еще кое-как держу себя в руках.
Не успеваю сделать и двух шагов в прохладную ночь, как Дэниел меня догоняет.
– Пошли отсюда, прокатимся немного, – сказал он, протягивая мне поло.
Я слышу, как наверху кричит мать, львица что-то отвечает ей в том же тоне, но потом дверь сама по себе захлопывается прямо за нами.
Часто дышу, тру лицо, мои руки трясутся, а слезы готовы побежать по щекам от бессильной ярости. Не говорю уже о сердце, которое разрывается на мелкие куски.
Отец движением головы указывает мне на гараж, одна дверь которого как раз начала медленно открываться.
Когда я подхожу ближе, он кладет мне руку на плечо, чтобы подтолкнуть ко входу. Тут же сбрасываю ее. Не хочу, чтобы меня трогали. Я насквозь наэлектризован. Каждая клетка кожи горит, настолько высока температура кипения изнутри.
Он заводит большую «тойоту» с тонированными стеклами, и я сажусь в нее без раздумий.
Не знаю, куда он меня повезет, да и плевать. На время быстро мелькающие за окном пейзажи заставили меня забыть о том гневе, что бурлил во мне. Он никуда не исчез, нет, но на короткий момент притупился. Все же лучше, чем ничего. Отлично знаю это состояние; оно чем-то похоже на эпицентр урагана – этакое затишье, прежде чем буря ударит с новой силой.
Сознание практически покинуло меня, и я совершенно был не способен анализировать произошедшее.
Закрываю глаза, откидываю голову на подголовник и постепенно расслабляюсь. Нужно наслаждаться моментом, этим якобы умиротворением, ведь как только я вернусь обратно, моя жизнь будет снова похожа на ад. Мысли, чувства, стресс – все смешается в один коктейль, готовый рвануть в любую минуту.
В машине не было музыки, были слышны только шум мотора да треск коробки передач при переключении скоростей.
Сиденья внутри были кожаные, и сам салон оборудован по последнему слову техники.
Спустя какое-то время отец, не проронивший с момента нашего отъезда ни слова, тормозит. На тротуар падает свет из витрины круглосуточного магазинчика, где можно купить выпивку. Машина остановливается прямо перед ним. Я зажмуриваюсь; мигающие неоновые лампочки, зазывающие посетителей в столь поздний час, меня раздражали.
– Никуда не уходи, я сейчас вернусь, – предупреждает он и выходит из машины, а затем быстро скрывается в магазине.
Этот уголок Статен-Айленда напоминал мне те места, в которых я обычно бываю. Вон там, прислонившись к стене одноэтажного дома, стоит наркодиллер и пересчитывает деньги, а чуть поодаль, два старика сидят прямо на тротуаре и распивают бутылку дешевого виски, завернутую в бумажный пакет.
