Татуировка птицы - страница 6

В тот день, когда попала в плен, Элин вышла из дома одна. О том, что люди, спасаясь, стали взбираться на гору, она узнала от других пленниц. Не все из них дошли до вершины. Боевики на машинах преградили им путь.

В гостиной взгляд Элин задержался на картине, на которой была выведена замысловатая арабская вязь. Она попыталась разобрать слова. Вглядывалась, но надпись с трудом поддавалась расшифровке. Наконец, она прочитала первые три слова: «Половина… твоей… красоты». Догадаться, что значило остальное, было невозможно. Она из любопытства хотела понять смысл фразы, но дальше буквы были так перекручены, что Элин сдалась. Художнику нужна была не читабельность, а чтобы буквы сплетались в красивый узор. Элин зажмурилась, услышав приближающиеся шаги Аяша. Она стояла с опущенными глазами, пока он рассекал по комнате туда-сюда. Наконец он застыл перед ней, сообщив:

– Мое имя Аяш.

Элин ничего не ответила, но отметила про себя, что у него длинная курчавая борода и крупная голова без шеи.

– Я наполовину тунисец, наполовину француз, – добавил он.

Элин молчала.

Он снова заходил. Дошел до стены с телевизором и повернул обратно к ней.

– Жену и дочь оставил во Франции, – он говорил на тунисском диалекте, в котором много французских слов.

Аяш отвел взор на окно.

– Сюда прибыл по зову Всевышнего.

Элин продолжала хранить молчание. Тогда он сказал:

– Брак с тобой – моя повинность на пути к Аллаху. Ты станешь мусульманкой и очистишься от скверны. Наше Государство творит благо для таких, как ты.

В этот момент Элин так хотелось ему откровенно сказать, что благо для нее – если он ее сейчас же оставит, ради Аллаха.

– Ты неверная. Но ты не виновата. Ты такой родилась.

Элин отвела глаза в сторону.

– Останешься езидкой – попадешь в ад.

Она ничего не ответила.

– Прими душ и иди в спальню, – закончил он разговор.

Элин тянула минуты в ванной. Она знала, что затем последует молитва, а после нее – насилие. Это их схема. Несколько девушек, похищенных в деревнях, покончили с собой в ванных комнатах в тех домах, куда их привезли. Элин вгляделась в свое лицо в зеркале, обрамленном металлической серебристой оправой. Странно! Она выглядит естественной и свежей. А кажется, должна была покрыться морщинами. Так она ощущала себя изнутри. Она прикрыла глаза. Слезы жгли. Элин сполоснула лицо водой еще раз. Если бы она могла убить себя, как те девушки! Сердцем она была сильно привязана к близким, и это удерживало ее. Она все еще надеялась спастись, пройдя через все испытания, из которых живой выбраться было почти невозможно.

В спальне она встала на колени рядом с Аяшем, который позвал ее присоединиться к молитве. «Господи! Прошу Тебя! Помоги мне! Верни меня домой! Во имя Господа двух миров! Малак Тавус![7]» – взывала всей душой Элин, сама не понимая, молилась ли она или умоляла.

Закончив намаз, он приказал ей раздеться и лечь в постель. И тут Элин словно наэлектризовало, как прибор, на котором нажали кнопку. Она всегда противилась насилию, с первых же дней плена, и просила оставить ее в покое. Элин сжалась и свернулась комочком. Аяш поедал ее взглядом с головы до пят.

Он взял ее за левую руку и стал рассматривать татуировку.

– Это что?

– Долго рассказывать, – проговорила она.

– Я бы послушал.

Элин насупилась. Тогда Аяш потребовал еще раз, чтобы она поведала ему историю, связанную с татуировкой птички. Элин пришло в голову, что таким образом можно заговорить Аяша и не обнажаться сейчас перед ним. Но он успел раздеться. Элин решила, что он передумал и уже не жаждет ее слушать. Очевидно, что он намерен заняться с ней сексом. Но он откинул одеяло, укрыл их обоих и переспросил: