Т@йва: Диалоги о Японии - страница 16

– Не произвело впечатления?

– Ну, а что там может произвести впечатление? Я почитал так, что бы как-то наложить эту сетку на свои впечатления чисто социального плана, но…

Встречался ещё в парламенте с одним сенатором. Тоже, в общем-то, интересно, но я не могу сказать, что это всё как-то соответствует тому московскому представлению о том, что есть сила японского характера. Просто у них поведенческая мораль такая. Они гораздо более атеисты, чем принято считать в России. Всё здесь пока держится на силе воспитания. Но один раз поезд сойдёт с пути, а ни одного стрелочника который бы объяснил, куда ехать, нет. Всё построено на системе поведения: так и так, свекровь и невестка – такие отношения, а начни невестка бунтовать и непонятно, что дальше случится. Это даже не грустно, просто сдача неприятна, потому что идёт повсеместно в мире. Есть страны, которые уже сдались, есть, которые сдаются, есть, которые ещё сопротивляются. Ледник оглупления, который находит на мир, в Японии, к сожалению, далеко продвинулся в сознании людей.

– Как Вы думаете, кого из современных русских писателей стоило бы здесь издать? Кого японцам можно посоветовать почитать?

– Никого. Абсолютно никого. Единственно, что я бы предложил сделать, так это издать ту книжку, которая мною уже написана и разошлась в разных странах с успехом. Это антология «Русские цветы зла». Её изучают в Америке в университетах, потому что это хотя бы некий бульон, там хоть какие-то ориентиры есть. По-моему, это живо заинтересовало бы людей, которые здесь занимаются русской литературой. Как ни странно, в это сторону они не смотрели, хотя, в общем-то, предисловие к этой книжке написано довольно давно. Но они все занятны – они занимаются серьёзной, интересной работой. Кто-то Хлебниковым, кто-то Платоновым… Но это тоже самое, что строить дороги в России: если нет инфраструктуры, то и не построишь ничего. Здесь нет инфраструктуры русских культурных исследований.

– Мне кажется, есть такая особенность японского академизма: учёный, изучающий одного писателя, редко читает другого. Они частенько копают очень глубоко, но очень узко.

– Это американский способ. Здесь вообще очень много американизмов. Иногда едешь по Токио, и он очень напоминает американские города – какая-то смесь Нью-Йорка и Сан-Франциско. Гостиницы абсолютно американизированы. Вот мы сейчас сидим в этом баре – это абсолютная Америка. Окинава до 1972 года была Америкой, и там это очень сильно чувствуется во всём. Даже знаки дорожные сделаны по американскому образцу.

– Вам симпатична мода на Японию в Москве? Кухню-то вы японскую любите, это известный факт.

– Да, я и здесь с удовольствием попробовал много всего. Что до моды на Японию, то она мне симпатична местами. Она, скорее всего, показывает наш очень тяжёлый моральный кризис. Действительно страшно – не на что опереться, ни на традицию семьи, ни на традицию позитивной государственности, ни на традицию культуры, потому что наша культура всегда стремилась к освобождению, а когда освобождение состоялось, то оказалось, что это Ленин, а потом Сталин. Поэтому, если у нас появляется идея какой-то чести, духа, как бы это ни называлось – самурайского духа ли, что абсолютно, по-моему, выдумано, – когда есть хоть какие-то побеги, за которые можно зацепиться, то и слава Богу. Насколько сама Япония в этом повинна, трудно сказать. Скорее всего, совсем не повинна. Вообще, конечно, Японию ждут серьёзные времена, потому что так нельзя сдавать культуру.