– Что с тобой, Норенька? – спрашивала моя прабабушка Басенька.
– Скучно, – отвечала я, размазывая по лицу слезы.
Другим предметом моих страданий был кролик. Весело резвящийся на страницах детских книг, он внезапно оказывался в продуктовом магазине, мертвый, уже ощипанный и синий.
Стоил кролик довольно дешево, наверное, не дороже курицы, и его часто готовили на обед.
Никакие уговоры не могли заставить меня его есть. Я плакала и говорила: «Он был живой».
На Разъезжей улице был большой рыбный магазин, где продавали живую рыбу. Мы с бабушкой Марией, мамой моей мамы, которая меня растила в более поздние годы, туда часто ходили.
Большие карпы с серебристой чешуей и грустными глазами смотрели на покупателей через стекло аквариума, как мне казалось, с укоризной, предчувствуя свою несчастную судьбу. Продавщица вылавливала карпов сеткой и стукала лопаточкой по голове, усыпляя рыбу, которая до попадания на кухню была еще жива. При мне карпа покупать было нельзя, а то бы я плакала по нему весь день.
Никакие усилия моего папы, обладавшего поистине железной волей, плодов не приносили.
Папа сжимал мне руку до синевы, а я должна была улыбаться и говорить, что не больно. Что ему мерещилось? Сталинские застенки или гитлеровские трудовые лагеря? Трудно сказать, ясно только одно – так он пытался спасти и подготовить к тяготам нелегкой жизни тех времен своего единственного ребенка.
К сожалению, столь же чувствительна моя младшая дочь, что в условиях современной Германии не такая уж редкость. Помню рассказ про одного мальчика-подростка из обычной немецкой семьи, которого также послали за свежей рыбой.
Он вернулся ни с чем, заявив: «Рыбы тоже имеют право на жизнь».
Эта чувствительность мне всю жизнь изрядно вредила, потому что сочеталась также с некоторым легкомыслием и русским пофигизмом. Имея одну из первых в Питере фирм по недвижимости, я раздавала агентам деньги направо и налево, распивая с ними кофе и непозволительно сокращая дистанцию, необходимую для успешного бизнеса. Поэтому мой муж говорил: «У тебя не агентство, а студенческое научное общество». Вот его и пришлось закрыть.
В то время как мои соплеменники активно расставались со своими квартирами и прочими благами, унося ноги в Америку или еще куда-нибудь, я упорно держалась за свой Питер, не поддаваясь на уговоры умных людей и не находя в себе сил расстаться с родным уголком, от которого пятнадцать минут езды до Седьмой линии Васильевского острова, самого прекрасного места на свете. Ах, этот кофе за тридцать рублей, несравненные пирожки с капустой и пирожные «картошка» в булочной Вольчека на Суворовском проспекте! А после девяти вечера все еще в два раза дешевле.
Вот теперь мы и видим результат: вымышленные доллары и евро в России, которые нельзя купить за виртуально дорожающие рубли. Перекрытые на неизвестный срок маршруты к моему любимому Васильевскому. Несколько утешает, что я не одна такая.
Друзья, не доверяйте эмоциям. Подведут.
05.04.2022
Берлин
