Тайфун приходит с востока - страница 2

Малецкий с усилием сглотнул, отвернулся к окну и сказал после паузы:

– Я хочу, чтобы ты спас мою семью. Я заплачу тебе…

– За Жанну?

– Конечно, ты можешь меня сейчас унижать. Пожалуйста, сколько угодно. Я буду терпеть, я все вытерплю. Я готов на все. Мне нужно только, чтобы с моей семьей ничего не случилось. Ты сможешь это сделать. Пойми, им просто не на кого больше надеяться.

Игнатьев видел, каких усилий стоит Малецкому сдерживаться, и подумал, что тот, вероятно, никогда не простит Игнатьеву сегодняшнего унижения. Он встал, сделал два шага к мойке, без нужды громыхнул ложками в подставке и вернулся на место.

– Да, я это сделаю, – произнес Игнатьев. – Не из-за твоих денег. И даже не из-за Жанны, на что ты, как я понимаю, особенно надеялся. И даже не ради твоего ребенка, которого я ни разу в жизни не видел. Нет. Знаешь, из-за кого? Из-за Бычка. Не нравится мне, когда бычки жируют. Хотя с этим, наверное, уже ничего не поделаешь, проехали. Но хоть немного оттянусь.

– Мне все равно, – быстро сказал Малецкий. – Из-за Бычка, из-за черта, дьявола, кого угодно. Я отдам тебе все, что у меня сейчас есть. Вот… вот…

Он выхватил бумажник и принялся выбрасывать на стол купюры. Тысяч на шесть зеленых, прикинул Игнатьев. Не считая, он сгреб деньги. Ему показалось, что на лице Малецкого мелькнуло нечто вроде усмешки. Игнатьев застыл и мрачно уставился ему в глаза.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он голосом, не обещающим ничего хорошего. – Может быть, ты решил, что сумел меня купить? Не заблуждайся.

– Я и не думал ничего подобного! – запротестовал Малецкий. – Просто тебе понадобятся там деньги.

– Вот именно, – сказал Игнатьев. – Потому что лишних у меня нет. Не беспокойся, остаток верну полностью. Теперь давай, рассказывай по делу, что и как там…

Слежки за собой Кравченко пока не опасался, поэтому на встречу отправился в своей машине. Проверился, конечно, на всякий случай несколько раз, но слежки не было точно. Машину загнал задком в ветхий сарайчик без ворот недалеко от дебаркадера – со стороны не видно, пока не подойдешь вплотную, машину не обнаружишь. Последние три сотни метров Кравченко шел по открытому всем ветрам пустырю, одинокий, словно айсберг в океане. А ветер сегодня дул со стороны причалов, принося с собой густой запах рыбной гнили. По-хорошему, надо было бы осмотреть огромную кучу разбитой тары неподалеку от бытовки, где его должен был ждать Соловьев, чтобы полностью убедиться в отсутствии случайных свидетелей в виде бичей, которых нынче все чаще именовали по-столичному бомжами. Но там воняло намного сильнее, и Кравченко решил не усердствовать с бдительностью.

Перекошенная временем дверь в тамбур поддалась лишь со второго рывка, зато вторая, внутренняя, открылась совсем легко. Из окошка хорошо просматривалась дорога, на которой, как предполагал Кравченко, должен был появиться Соловьев. Придвинув к окну колченогий стул, Кравченко приготовился смотреть и ждать: до назначенной встречи оставалось еще полчаса.

Он увидел Соловьева, когда тот вышел из кустарника, языком подступавшего к океанскому берегу. Следуя инструкциям Кравченко, Соловьев добирался сюда на автобусе, а последние полтора километра топал пешком. Теперь ему оставалось совершить несколько виражей мимо траншей для отходов рыболовного производства. Эти траншеи откопали несколько лет назад ради защиты экологии, строго-настрого приказав капитанам сейнеров сваливать дерьмо и всякую гниль, накопившуюся в рейсе, именно сюда, а не в открытое море. Капитаны отдали под козырек, но выполнять приказ не собирались: ходить несколько месяцев подряд на судне, копящем зловонные отходы и все более пропитывающемся этим запахом, команды бы им не позволили. Взбунтовались бы и повесили на бушприте, за отсутствием нок-реи. А потом количество заходов сейнеров на этот причал сильно сократилось. Промысловики предпочитали сбывать добычу в японских или корейских портах, а то, что привозили для отвода глаз на родину, в помойных ямах не нуждалось, умещаясь в нескольких компактных и чистеньких контейнерах.