– Любовь богини не меньше любви женщины. Я обещала любить тебя. Ты проиграл, но от этого не стал менее желанным для меня. Я всегда искренне любила тебя, хотя ты и не доверял мне. Страх мешает тебе увидеть истину.
– Уходи, Афродита. Ты всегда хотела затмить Мату Хари, единственную любовь моей жизни. Я боюсь, что не смогу удержаться от желания причинить тебе зло. Убить богиню любви – вполне логичное завершение списка моих злодеяний.
Я доведен до крайности. Мне уже нечего терять.
Афродита подходит еще ближе. Луна освещает ее изумрудные глаза.
– Я не боюсь тебя, Мишель. Я вижу, что передо мной просто растерянный ребенок. Мой долг помогать детям. Даже агрессивным.
Теперь она всего в двух шагах от меня.
– Кроме того, у тебя просто нет выбора.
– Нет, выбор у меня есть. Всегда есть выбор. И я его уже сделал.
Я хватаю амфору с медовым вином и пью, пью, пью. В голове становится щекотно, кажется, что кровь, бегущая по венам, становится горячей.
– Мата Хари сделала тебя другим. Она была никто. Забудь о ней.
– Никогда не произноси ее имени! – удается произнести мне в перерывах между икотой. Я снова поднимаю амфору. – Я не люблю тебя, Афродита. Ты только манипулируешь всеми. Ты не способна любить по-настоящему. И никогда, никогда не будешь стоить даже мизинца Маты Хари.
– Воспоминание о любви к этой женщине, которое ты хранишь, достойно уважение. Мне даже завидно.
– Прекрати жаловаться. Тебя любят все.
– Меня все желают. Испытывают желание при виде моего тела, моего обаяния. Но настоящая любовь не между телами, а между душами.
Я снова пожимаю плечами.
– Твой сын Гермафродит рассказал о том, как ты жила, когда была смертной, о том, как стала мстить мужчинам. Ты соблазняешь их только для того, чтобы причинять страдания. Он сказал, что ты стала богиней любви так, как некоторые люди становятся врачами, специализируясь на собственном заболевании. Они думают, что, излечив других, смогут вылечить и себя.
Я презрительно смотрю на нее.
– Ты способна любить меньше, чем кто-либо из всех, кого я знаю.
Афродита отшатывается, словно я ударил ее. Я чувствую, что она задета.
– Все, что ты говоришь, – неправда. Я была такой, но я изменилась. Эдмонд Уэллс, твой учитель, как-то написал: «Сначала страх, потом вопросы, потом любовь». Мне кажется, я уже прошла все эти этапы. И я советую тебе тоже попытаться измениться, вырасти над собой, даже если тебе тяжело.
Она берет меня за руку. Другой рукой я держу амфору. Я без остановки пью вино.
– Неужели ты так презираешь меня, Мишель?
– Да, – отвечаю я, выдергивая руку. – Я вас презираю.
– А я тебя люблю, – говорит Афродита. – Действительно люблю. За то, какой ты в глубине души. Ты хороший. Хороший.
Я жадно допиваю остатки медового вина. Бросаю амфору, и она с грохотом разбивается о стену.
– Вы не понимаете? Я больше ни во что не верю. Если бы я мог сжечь Эдем, я сделал бы это. Я хочу, чтобы этот остров, эта планета, эта школа исчезли навсегда.
– Возможно, это и есть любовь. Я люблю тебя так сильно, что готова последовать за тобой, даже если ты одержим манией разрушения.
Я отталкиваю ее.
– Вы отвратительны мне, Афродита.
– Ты сам себе отвратителен. Я чувствую, как ты себя презираешь. Я должна помочь тебе снова подняться. Ты необыкновенный человек, но ты забыл об этом, потому что ослеплен гневом.
Ее жесты медленны и плавны, словно она боится спугнуть животное, которое приручает.
