– Я не понимаю, о ком ты говоришь, Эрнест!
– Не понимаете? Скажите пожалуйста!.. О ком же, как не о вашей возлюбленной племяннице, принцессе Анне, которая продолжает свои шашни с этим негодяем Линаром и под вашим носом переписывается с ним и назначает ему свидания!
– Переписывается? Свидания назначает?!.. Откуда ты берешь все это?
– Не по-вашему же мне сидеть и глазами хлопать, в то время как надо мной смеются и в грош не ставят моих приказаний!.. Я не в вас!.. Я все вижу и все знаю, что делается вокруг меня!..
– Но ведь ты сам говорил, что этого Линара скоро уберут?
– Да ведь еще не убрали!.. А между тем он к Анне Леопольдовне ежедневно записочки посылает и свидания ей назначает!
– Да ведь ты сам этого не видал?
– Еще бы я лично видел! Да я, кажется, на месте их обоих уложил бы.
– Ты забываешь, что говоришь о моей родной племяннице и о будущей наследнице русской короны.
– Тем хуже для вас, что вы не умели лучше воспитать свою близкую родственницу и надумали надеть российскую корону на такую пустую голову!
– Эрнест! Опомнись!..
– Не смотрите на меня так величественно и не меряйте меня такими строгими взглядами! Я, как вы хорошо знаете, не из трусливых, меня ничем не испугаете! Я повторяю вам: вы так распустили свою племянницу, что весь двор на нее пальцами указывает, и для нее было величайшим счастьем и почти спасением честное и блестящее замужество, которое я великодушно предлагал ей.
– Да ведь она выходит замуж… Это – вопрос решенный!
– Я не об этом замужестве говорю, – нетерпеливо топнул ногой Бирон. – Я говорю о своем сыне.
– Да! Но что ж мне было делать, если герцог Петр не сумел понравиться Анне?
– А этот немецкий идиот, вы думаете, сумеет приглянуться ей? – насмешливо спросил Бирон.
– Я этого не говорю, но этот вопрос решен окончательно, и все готово.
– Вплоть до коллекции ее любовных писем к этому накрахмаленному Линару… Приданое, надо признаться, довольно оригинальное!
– Ах, боже мой!.. Ты взялся выжить Линара от моего двора и выживай, как сам знаешь… Мне надоело слышать ежедневно одно и то же.
– Кто ж в этом виноват? Не я, конечно. Ведь не я приношу принцессе Анне письма ее любовника.
– Опомнись, герцог! Что ты говоришь?.. Какие выражения ты употребляешь?
– Ах, боже мой, какие нежности!.. Кому же, как не любовнику, посылают записочки и назначают ночные свидания?
– Докажи, что это так! Докажи! – в свою очередь вспылила императрица.
– Доказать нетрудно. Где в настоящую минуту ваша племянница?
– У себя в комнате, наверное; где же ей быть?
– А с кем она там беседует?
– С Юлией Менгден, вероятно. С кем же ей больше проводить время?
– Менгден зовут Юлианой, а не Юлией! – поправил герцог. – Что у вас за страсть искажать имена?
– При дворе все зовут ее Юлией, и я не хочу отставать от других, тем более что она на днях примет православие.
– Ну, крестинами занялись от нечего делать! – махнул рукой Бирон. – Вот уж подлинно, как ваша русская пословица говорит: «Чем бы ни тешился ребенок, лишь бы громко не кричал!»
– Такой пословицы нет, – рассмеялась императрица, – есть поговорка: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».
– Ну, не все ли равно, так или иначе выражается мужицкая глупость на вашем глупом русском языке? Я повторяю вам свой вопрос: с кем беседует в настоящую минуту ваша племянница?
– А я повторяю тебе, что не знаю… Ведь не станешь же ты уверять меня, что к ней в апартаменты прошел Линар?
