Чувства возвращались к ней не сразу – по очереди, одно вслед за другим.
Первым пришло осязание. Дженна ощупала себя и пространство вокруг. Под ладонями она ощутила холодный, местами покрытый льдом мох, шишки и прикосновения молодых елочек.
Затем рассеялась слепота, и девушка смогла оглядеться. Яблони пропали, а вместо них высились ели, перемежающиеся с древообразными скалистыми выступами. Словно замшелые колонны древнего храма, живые и каменные деревья поднимались вверх по склону горы, у подножия которой оказалась девушка.
Хотя сада больше не было, в воздухе то тут, то там мелькали огоньки призрачных планктосов. Озорным хороводом они танцевали вокруг Дженны, забирались в бутоны подснежников и прыгали вдоль тающих сугробов.
Снег, подснежники и каменные «деревья» – где же она?
Взглянув на гордый пик горы, сияющий над лесом ослепительной белизной, Дженна вспомнила поговорку сумеречных лис: «Ты будешь там, где нужна».
На короткое мгновение наемница усомнилась в том, что ей удалось выбраться в прежний мир. Но остатки сомнений быстро рассеялись, когда к Дженне вернулись слух и обоняние. Позади себя, ниже по склону горы, она услышала грубые мужские голоса и конское ржание. Оттуда же доносился резкий запах сыра, чеснока и забродившего меда.
Дженна обернулась, и ее глазам предстала странная картина. Вокруг опрокинутой набок повозки толпились лошадки. Сами же всадники – их было четверо, – вместо того чтобы вернуть повозку в нормальное положение, увлеченно исследовали ее содержимое.
Одеты мужчины были так, словно бы поделили на всех пару доспехов. Кто-то забрал себе кольчугу, кто-то – сапоги и кирасу, а кто-то – наручи и оплечья. Новенькие и заботливо начищенные металлические пластины поблескивали поверх изношенной и грязной рванины.
Судя по разговорам и манерам, это были вовсе не внезапно обедневшие «и», а самые обыкновенные разбойники, которым повезло встретить богатых господ, отягощенных добрыми латами.
Дженна тихонько, чтобы не привлекать внимания, поднялась на ноги. Однако это движение было замечено.
– Эй, братцы, гляньте-ка! Там, во фьялках, – указывая пальцем на девушку, проговорил одетый в кирасу бандит, долговязый и патлатый. – Клянусь Матерьми, токмо прозрачная была! Никак фея?
– Фея… – согласилась девушка, припомнив, что стараниями Ауки у нее на голове царит беспорядок из волос и трав, да и платье ее – совсем не по нынешней погоде. – Только это не фиалки… – добавила она, глянув на первоцветы.
– Ой, то-ощая, – жалостливо скривился другой разбойник.
– Конечно, рыло ты тупое, феи ж не мясом, а все росой да цветиками питаются, – объяснил третий, одетый в кольчугу и вооруженный саблей.
Изящное оружие в украшенных самоцветами ножнах не лучшим образом сочеталось с его рябой мордой. Но, судя по важному тону, среди товарищей он был самым главным, а значит, и достойным лучшего оружия.
– Не мясом, – удрученно вздохнула Дженна.
Она осторожно попятилась, одновременно внимательно прислушиваясь к голосам бандитов и изучая их оружие.
У «братцев» не имелось ни щитов, ни луков. Их небритые лица украшали красноречивые следы недавней потасовки. Мелодия витали разбойников была простой и бесхитростной. Аниомой – болезнью души – здесь и не пахло. Чем бы ни занимались эти милые люди и какие бы намерения они ни имели в отношении Дженны, с точки зрения сумеречных лис они были невинными душами. Убивать же невинных запрещал Закон…
