Читать онлайн Евгения Преображенская - Освобождение чёрного единорога. Часть III

Рука об руку шли сыновья и дочери Старших. Были они частью Единого, но разделили силы Его согласно Закону. Одни из них назвали себя хранителями, другие стали странниками, третьи и четвёртые – защищали и изучали миры.

      Любой из них по отдельности был неизменно силён, прекрасен и целостен, – однако словно птица однокрылая. Лишь вместе, соединяясь в своей истинной паре, в союзе идеальном, могли они продолжать дело Праотцов и Праматерей своих. Лишь вместе будучи, достигали они высот невиданных, постигали неведомое и сокрытое.

Лишь вместе они могли творить новое.

И дали тогда дети Старших имя тому драгоценному, что связывало их, как мужчин и женщин, друг с другом; тому, что давало силы их крыльям невидимым.

И имя это было – Любовь.

Земля превратилась в бесконечную слякоть, но дождь всё не унимался. Северный ветер гнул деревья. Прячась от его порывов, всадница склонилась ближе к лошадиной шее. Она привстала в седле, почти касаясь лицом мокрой гривы.

Её серая кобыла перепрыгнула через набухший от воды ручей и вылетела в поле. За полем начинался лес, за ним снова открывалась равнина. Здесь теней было меньше, но и наезженный тракт заканчивался.

Впрочем, дорога ли – бездорожье, как бы быстро ни мчалась всадница, от тех, кто следовал за ней по иным тропам, уйти было невозможно. Странница знала, что от погони ей не спрятаться ни под землёй, ни в воде. Разве что в небе или…

Она миновала луга и вновь свернула на большак. Вскоре из-за поворота показался межевой столб: «Интальнѝр». Город!

Позади раздался шорох, девушка обернулась – никого. Лишь кусты вдоль дороги хлопали ветвями на ветру. Однако в сгущающихся сумерках всадница приметила то, что не разглядел бы обыкновенный человек.

Она настойчивее ударила лошадь по бокам, посылая галопом. Ей вслед протяжно завыли волки.

* * *

В стряпущей избе было жарко. В воздухе стоял пар и запах тушёной баранины.

Пин Сѝтна обжарил на сливочном масле золотистый лучок и, убрав сковороду с огня, добавил к нему измельчённый чеснок. Затем повар окунул в кипяток горсть сладких томатов, но уже через миг вынул их и ополоснул холодной водицей. После этого он аккуратно снял кожицу с мягких плодов, порезал на дольки и слил вместе с соком в поджарку.

К тому моменту коренья в мясном наваре уже порядком протомились. А извлечённая из него баранина – остыла. Можно было отделить мясо от кости и вернуть его обратно в похлёбку вместе с поджаркой и красными заморскими ягодами.

Томаты повар уважал. Всякому блюду они придавали особенный вкус, раскрывая новые нотки. А вот его гостья на это действие глядела искоса. Можно подумать, музыканты понимают толк в приготовлении пищи!

Однако манеру Пина Ситны не резать разварившееся мясо, а рвать его пальцами, девушка оценила. Она сказала, что сталь отнимает жизнь не только тела, но и души. В данном случае – души блюда. Можно подумать, музыканты что-то понимают в стали!

Странная девчонка – песни пела грустные, но красивые и пронизывающие до самой печёнки. Когда она брала в руки гитару, в корчме смолкали самые горячие споры. И даже грубиян Гхор Рыжебород нет-нет, да и шмыгал носом, украдкой вытирая глаза.

А вот разговаривала гостья мало. От расспросов она отворачивалась, будто пряча что-то; всё смотрела в никуда, да вздыхала горько. Но что уж там скрывать? Знамо дело – мор прокатился по деревням. До Интальнира болезнь не добралась, а вот южнее, ближе к Серому лесу поселений выкосила немало. Пришлые странники сказывали, что нашлось лекарство от беды. Да погибших оно ведь не вернёт…

Старик Пин сжалился над певуньей (да и её музыка привлекала постояльцев). Повар и одновременно хозяин корчмы «Сломанное колесо» выделил гостье отдельную комнату. Однако та оказалась наглющей! Видишь ли, затребовала купель себе да горячую воду.

Накупавшись и отдохнув, певунья пришла на кухню. Уселась и стала смотреть своими зелёными глазищами, как он стряпает. Когда же Пин Ситна спросил, почему её милость не желает откушать, как все гости, в общем доме, девушка улыбнулась не слаще самторийского лимона, и ничего не ответила.

Уже позже, вечером Пин Ситна понял, в чём был подвох. На постоялый двор «Сломанное колесо» заявились другие музыканты – «Лесные гитары».

Трое ребят и одна девица. Их в здешних местах не сильно любили. Вечно эти буйные головы заварушки устраивали.

То ли певцы встречались уже, то ли слышали что-то друг о друге. Увидев девушку, «Гитары» принялись выть, точно волки, а её такой-то лисицей обзывать. Сама певунья всё молчала да в толпу глядела, будто искала там кого-то.

Неприятно, конечно, да что они могли друг дружке сделать? Гитарой-то сильно не стукнешь. Скорее дорогой инструмент повредишь, чем голову кому-то разобьёшь. Ну уж и другие гости разбойникам намекнули, как следует себя вести во время священного Праздника. Покричали они и успокоились.

Надо заметить, что народу на Осеннее Равноденствие в Интальнир прибыло немало. Гуляли уже неделю, с самого полнолуния, и постоялый двор был забит, как бочка сельдью, ну а погода на улице стояла премерзкая. Все знают, что в священные дни боги взирают на мир с особым пристрастием. В это время полезно дела хорошие делать, проявлять гостеприимство, щедрость и тому подобное.

Пин Ситна не посмел выгнать забияк «Гитар». Он не долго думал, да и поместил их в комнату к певунье. А в качестве извинений за тесноту своей лучшей наливки им выделил, чтоб не ругались.

Память дальних миров вновь звучит для меня.

Раздели мои крылья — одни на двоих,

И последнею искрой родного огня

Вспыхнет плоть и душа для просторов иных.

Песня о Царевне и Фениксе1

Деревянные колонны корчмы, лестницу и стропила под высокой крышей украшали венки и гирлянды, составленные из ветвей мелкоплодника, падуба, боярышника и рябины, переплетённых разноцветными лентами и косами злаков.

Ставни были открыты нараспашку. В разбавленном осенней прохладой воздухе разливались густые запахи табака, жаркого, вина и яблок. Звенели голоса и смех.

Ужину в честь Праздника Урожайной луны мог бы позавидовать сам владыка Гиатайна! Вдоль стен были накрыты длинные столы. Гостям «Сломанного колеса» подавали жаркое из кролика с фасолью, тыквенную кашу со свининой, квашеную капусту с уткой и рябиной, курицу с грибами, сосиски из потрохов и копчёные колбасы.

Не обошли вниманием и гордость повара – баранину, тушёную с брюквой, морковью и красными заморскими ягодами – томатами. Всё это посетители «Сломанного колеса» обильно заедали хлебом и сыром, осенними фруктами и медовым вареньем, запивали пивом и наливками из вишни, сливы и груши.

Дженна подхватила с тарелки кусочек мяса и отправила себе в рот. Даже без лисьего ритуала девушка не ощущала ни веселья, ни печали. Не радовали её ни сочное жаркое, ни сладкие пироги. Руки её, чёрные от мёртвой воды и облачённые в чёрные же перчатки, наполнял холод. На душе было пусто.

Она отчаялась найти учителя на дорогах дневного мира и заглянула в мир сумеречный. Но на тех тропах бывшая наёмница встретила только новые неприятности…

Серые волки настигли её с приходом темноты. Ворвались в корчму всей своей бандой, и иначе не скажешь, – промокшие и взъерошенные музыканты, в шутовских плащах, составленных из разноцветных лоскутов. И как только сумеречные тропы их носили?

Худой светловолосый парень подпрыгнул к Дженне точно кузнечик и, буквально спихнув её со сцены, немилостиво ударил по струнам своей гитары. Невысокая девица в корсете и юбке, вышитой синими, красными и зелёными цветами, закружилась, завертелась в толпе и, звонко хохоча, ударила в бубен. Ещё двое ребят присоединились к ним: один с гитарой, другой с длинной флейтой.

Визжа, улюлюкая и подвывая, вчетвером они устроили такой кавардак из мелодий, что Дженне стало дурно. Несложные и порядком неприличные стишки их песенок вскоре подхватили все, кто только имел голос.

Насытившийся и захмелевший люд с готовностью принялся горланить и плясать. Корчма содрогнулась от шумной музыки, смеха и топота. Танцевали и пели между столами, за ними и на них, на лестнице и под ней. Разве что на крышу не добрались!

Ближе к полуночи гости притомились веселиться и затребовали лирики. Дженне не удалось улизнуть. Какой-то детина, красноносый великан с рыжей бородой, грубо, но очень искренне попросил её повторить одну из песен. Чародейка вышла в круг, прижала гитару к груди и начала рассказ.

Она повествовала о чувстве между юной гиатайнской царевной и огнекрылым фениксом, который предстал перед ней в образе прекрасного принца из южных земель. Чувство их было так горячо, что отступали злые ледяные духи и посреди зимы расцветали травы.

Однако феникс не мог долго оставаться на земле. В конце концов, он покинул царевну, ибо больше всего на свете манило его сияние далёких звёзд. Девушка же не сумела примириться с печальной участью и взбунтовалась против своей человеческой природы.

Однажды она взошла на самую высокую башню замка и бросилась с неё… Но вместо того, чтобы упасть, она вдруг взлетела. Гиатайнская царевна дотянулась до звёзд. И, вспыхнув под их безжалостным светом, сама стала одним из светил.

С тех самых пор ни принца, ни царевну уже не встречали на земле. Однако безоблачными летними ночами можно увидеть, как летит по небу бессмертная птица. И в груди у неё горят две алых звезды – два влюблённых сердца: Царевны и Феникса.

Дженна пела тихо и печально, и голос её разжигал в душах слушателей настоящее пламя. Не в силах его сдерживать, гости плакали – кто украдкой, а кто и не стесняясь.

Когда же девушка подошла к последнему куплету, у неё вдруг закружилась голова. Рука, до того неизменно твёрдая и уверенная, дрогнула. Песня оборвалась. И повисла тишина… Казалось, смолк даже ветер за окнами. Дженна слышала лишь то, как громко и часто бьётся её сердце.

Толпа подалась в стороны, пропуская в круг сцены высокую фигуру в чёрном плаще. Лицо мага осунулось и побледнело, с длинных волос и одежды стекала дождевая вода.

Дженна отбросила инструмент и устремилась к нему.

– Я так долго искала Вас, – прошептала девушка, приближаясь медленно, словно воздух вдруг сделался вязким. – Куда же Вы пропали?

Странник не ответил. Он взял её руки в свои и, мягко притянув к себе, склонился к её лицу. Привстав на мысочки, чародейка потянулась навстречу. Их губы едва соприкоснулись. У Дженны перехватило дыхание, и пол ушёл из-под ног…

Она проснулась от того, что задыхается. Ей не хватало воздуха.

Нет! Ей не хватало его!

Чародейка лежала на стёганой подстилке в своей комнате, а рядом с ней на корточках примостился парень. Краем глаза Дженна уловила тусклый блеск на ноже, который тот приставил к её шее.

– Прирежем лисье гузло, и дело с концами, – фыркнул флейтист «Лесных гитар».

Девушка не шелохнулась. Она дышала с трудом, будто горло её снова стиснула богинка. Чародейка ждала, но парень отчего-то медлил. Его глупость разозлила Дженну.

– Ну же, – судорожно прошипела она. – Режь… – Музыкант подался назад, но девушка поймала его за ворот рубахи и притянула к себе. – Убей же, ну…

Руки чародейки наполнила леденящая сила, и нападавший вдруг побледнел.

– Вот те раз, чудодейка… – нарочито весело провозгласила девица из компании «Гитар». Её красивое и мягкое, почти детское лицо усыпали веснушки и ря̀бины, глаза под широкими чёрными бровями отливали синевой, разреженной серыми крапинками. – А вы: «лиса, лиса» … – Разбойница небрежно вырвала из рук Дженны младшего собрата, а взамен протянула ей бутылку вина. – На, выпей, полегчает. А ты, – пригрозила она парню, – ну-ка убери свою ковырялку! Разве не видно? Сердце у девчонки разбито! А лисам нельзя так, не положено им любить. Всякие сильные чувства им