Ко мне клички почему-то не приставали.
Вместе с домом нам достался большой сад и сарай с провалившимся погребом, где, по словам одного из знакомых барчуков с «начальственной» стороны улицы, покоились доспехи погибшего рыцаря с настоящим скелетом внутри. Тщательное обследование старинного подвала, похожего на склеп, не принесло результатов: ни доспехов, ни скелета, ни даже отдельных человеческих костей мы, к сожалению, не нашли. Но отец, под нажимом бабушки, неосторожно разрешил использовать сарайный чердак для тимуровского штаба.
Помогать старушкам, которых во всем Свиридовске проживало штук двадцать, не больше, мы для порядка попробовали, но это почему-то не прижилось. А вот наш приусадебный участок стал даже не проходным двором, а настоящим «театром» военных действий. Там рылись окопы и землянки, строчил деревянный пулемёт «Максим», на все лады стрекотали настоящие фашистские «шмайсеры», выпиленные умелыми «партизанами» из подходящих досок. Под кустами ползали разведчики, часовые поминутно требовали назвать пароль, а пойманных шпионов связывали по рукам и ногам и волокли в чердачный штаб на жестокий и беспощадный допрос с пытками щекоткой. Многие пыток не выдерживали, выдавали все тайны, а от безудержного смеха иногда мочились в штаны.
В крыше сарая мы первым делом пропилили люк и частенько наблюдали за пароходами, которые нещадно дымили и прощально гудели, проходя по судоходному каналу мимо Свиридовска. Осенью мы лежали на крыше и смотрели на караваны неведомых птиц, летевших на огромной высоте. Но их гортанные крики почему-то было слышно и здесь, на земле. Они тревожили душу. И хотелось точно так же закричать и подняться в серое небо, и улететь в дальние южные страны, где никогда не бывает такой долгой зимы….
Равнодушные к крестьянскому хозяйству родители, иногда с ужасом вспоминали свой двухдневный опыт содержания поросёнка в шифоньере, в городской квартире, на третьем этаже. Они не понимали, что делать с пустующим сараем, но по примеру соседей завели кур, для которых отец соорудил специальный выгул с высоченной изгородью из тонких жердей. Куры попались какой-то специальной, не яйценоской и не мясной, а летучей породы. Они выросли из обыкновенных цыплят, но стали настоящими свободными птицами, легко взмывали на самый верх изгороди, окидывали окрестности орлиным взглядом, и планировали прямо на огородные грядки с чахлой растительностью. Наверное, их не очень сытно кормили, и они просто боролись за жизнь. Директор станции Петров убедил отца, что это особые куры, и ближайшей осенью они могут запросто улететь в южные страны. Но отец успел перебить летучих кур задолго до предполагаемого перелёта.
Отец смертельно боялся серых амбарных крыс и домашних мышей. Правда, на дух не выносил и ручных грызунов-альбиносов с красными глазами, которые продавались в зоомагазинах. А началось с того, что однажды, ещё до моего рождения, он поймал в доме огромную серую крысу и не знал, что с ней делать. Ведь её нельзя оставлять живой. Отец попробовал применить электротехнические знания на практике: убить крысу током. Но не выдержали предохранительные пробки, и злобная зверюга, величиной почти с кошку, осталась невредимой. Попытка утопить крысу в бочке с позеленевшей водой привела к ужасным последствиям: противная мокрая тварь как-то вывернулась и, клацая острыми зубами, бросилась прямо на отца. Он бежал от неё по всему посёлку, да так быстро, что вся злоба у крысы прошла и, по словам отца, она оставила преследование всего через три или четыре километра. Но он всё бежал и бежал, и не мог остановиться. А потом с большой опаской возвращался домой уже по другой дороге, чтобы не попасть в крысиную засаду.
