Тайна Красной шаманки - страница 3

Кистень не утерпел, живо поинтересовался:

– Много ли его там, золота?

– Коли верить Яшке, то должно быть преизлиху, а посему, всем хватит.

Демьян Лалыка обрадовался, мечтательно закатил глаза:

– Коли там того золота тьмотысячно, то я, как долю свою заполучу, в Москву подамся. Дом себе куплю, молодуху сосватаю, заживууу…

Молчаливый Ферапонт Ноздря усмехнулся в густую окладистую бороду, обронил:

– Допрежь золото раздобудь.

Авдей Кистень Ферапонта поддержал:

– Ты, Демьянка, дурень. Не ведаешь того, что тебя на Москве быстро схватят, в поруб посадят и вдругорядь в острог отправят, а то и вовсе головы глупой лишишься.

Микитка Кривой с казаком согласился:

– Не иначе. Мне-то уж точно в стольный град соваться не стоит. Мою рожу одноглазую сразу признают и на кол посадят. Правильно Авдей молвит, дурнеем будешь, коли в Москву подашься.

Казак добавил:

– Что ему. Дурнем был, дурнем и останется.

Демьян Лалыка обиженно глянул исподлобья на сотоварищей.

– Чего слазу-то, дурнем! Будет тебе, дядька Авдей, пугать.

Кистень поправил баранью шапку на кудлатой, давно немытой и нечесаной голове.

– Верно Микитка молвит, назад нам ходу нет. Мы повольники, ушкуйникам сродни, нам под властную государеву руку не след идти. На Волгу-матушку к морю Хвалынскому или на Дон опасно, и на полдень идти боязно, к инородцам в полон попасть можно. Надо на восход солнца идти либо на полуночь, в лесах обживаться, а там, как Господь даст.

Бронислав подкрутил длинный ус, проронил:

– Я назад, в Речь Посполитую вернусь.

Кистень прикрыл рот широкой ладонью, ехидно ухмыльнулся, невнятно пробормотал:

– Верно содеешь, возвращайся, ляху на Руси делать нечего.

Поляк слов казака не расслышал, продолжал говорить:

– Там у меня недалеко от города Сандомира маленькое имение есть…

Кистень съязвил:

– Покуда ты воевал да в плену был, у твоего имения небось другой хозяин нашелся.

Поляк недружелюбно глянул на Кистеня.

– Кто на мое добро позарится, узнает, что такое смерть!

Татарин Ахмет покосился на поляка.

– Так, так. Свое добро давать не надо. Его много делать надо. Я купец хочу быть, товар бирать буду, у здешний народец на шкурка поменяю, а шкурка русский и татарский купец продавать стану. Богатый много буду.

Василий Оборотень обвел всех суровым взглядом.

– Ишь ты, мягкой рухлядью торговать удумали. Медведя не убили, а шкуру делите. Будет день, будет и пища.

Авдей Кистень поддержал:

– Верно атаман молвит, дуван-то не дуванили. Дров не нарубили, а костер разжигать собрались. Будет талан, будет и добыча.

Демьян сказанного не понял, недоуменно посмотрел на казака.

– Как это, не налубили? Огонь-то голит.

Кистень покачал головой.

– Порченой ты, Лалыка. Рожно тебе в бок. Верно сказывают: «Дурака хоть в ступе толки, все одно дураком останется».

Дружный громкий смех разбойных людей разнесся по болоту и лесу.

Демьян не сдержался, привстал с места со сжатыми кулаками.

– Ты, Авдей, говоли, да не заговаливайся, а то я тебе быстло шею склучу.

Вскипел и Кистень, поднялся, гневно зыркнул на Лалыку:

– Ты на кого, щеня, тявкаешь! Я тебя…

– Охолонь! Нестроения среди нас не потерплю! – громкий окрик Василия Оборотня заставил Лалыку и Авдея сесть на место. – И вам будет ржать, как жеребцам. У них того гляди до мордобоя дойдет али вовсе до смертоубийства, а вам все потеха! Неча прю затевать! Спасть ложитесь!

Разбойники с охотой последовали приказу вожака, предвкушая скорый сон и будущую безбедную жизнь, которая их может ждать в случае удачи…