Когда человек молод и обижен на весь свет, он совершает цепь неверных шагов, пускаясь во все тяжкие. Заливает обиду алкоголем, травится наркотиками, выдает карт-бланш на свою судьбу кому угодно. От этого мрачного вонючего угара тошно и стыдно, но остановиться уже невозможно.
Если бы у Клима был настоящий друг, который бы понял, поддержал, не дал с головой уйти в свою боль, возможно, всё случилось бы в жизни иначе. Но он оттолкнул друзей, когда связался с Бдюнько. А сам Борис Борисович, узнав о том, что на помощь знаменитой матери Климушки надеяться не приходится, разозлился на помощника, сгоряча выгнал его и велел без Кары не возвращаться.
…В тот злополучный вечер Клим, как всегда в последнее время, сидел в захудалом баре. Дешёвое пойло, дрянная еда, грошовые девки были для парня сейчас нормой. Он презирал себя, но сил выбраться из этой помойки у него не было.
Стол, за которым он сидел развалясь, был склизким от жира и грязи. Жёсткие неудобные сиденья в островках потёртого дерматина не располагали к долгим задушевным беседам. Однако те, кто их просиживал, уже давно забыли, что такое комфорт.
Клим уныло крутил в руках полупустой стакан с мутной жидкостью. Он не хотел знать, что пьёт. Его устраивал крепкий шмурдяк, моментально отшибающий чувства и мысли. «Чем хуже, тем лучше», – пульсировало в голове. Такое впечатление, будто уксус развели старым малиновым вареньем, взболтали и добавили в него первач самогона. Купаж еще тот, но кто ж на такие пустяки будет обращать внимание?
Дверь бара открылась, и в помещение вошёл статный смуглый мужчина в длинном чёрном плаще.
«Как банально, – подумал Клим. – В какой ещё одежде может зайти в этот бар человек? Только в чёрной. Смешно».
Он уже хотел отвести взгляд от вошедшего и забыть про него, как вдруг ощутил сильный озноб. Поднял голову, удивлённо оглянулся: откуда такой могильный холод? Ему показалось, что в долю секунды тёплое помещение вымерзло, люди окоченели, воздух зазвенел от дрожащих льдинок, наполняющих окружающее пространство. «Какого чёрта!», – выругался про себя Клим. Он хотел встать и уйти, но не мог пошевелить и пальцем. Руки прилипли к стакану, ноги не слушались, даже глаза не могли моргать. Только мысли в голове носились, как загнанная стайка птиц, и всё тревожнее становилось на сердце. «Надо же, – пронеслась в голове следующая мысль, – а я ещё могу испытывать тревогу и даже страх. Может быть, это конец?»
Не разобравшись, принесла ли эта мысль ему облегчение или ужас, Клим вновь попробовал подчинить тело. Однако, как ни старался, ничего не получилось. Смирившись, он обречённо закрыл глаза и отключился.
Сколько Клим находился в состоянии полусна он и сам не знал, но когда очнулся, в баре опять было тепло и шумно. В полуметре от него что-то глухо стукнуло о плитку пола. Приподняв голову, Клим заметил, что возле стола, за которым он сидел, появился деревянный стул с высокой спинкой, на котором элегантно расположился чёрный плащ. Рядом примостилась невероятной красоты трость из цейлонского эбенового дерева с серебряным набалдашником в виде головы императорского тамарина. Глазницы зверька сверкали изумрудами, из пасти с загнутыми длинными усами торчал рубиновый язычок. Тамарин будто смеялся над собеседником своего хозяина.
Человек в чёрном неторопливо откинул полу сюртука и присел. Его не смущала заброшенность бара, грязный, липкий стол, люди, пришедшие сюда напиться и забыться. Человек был сосредоточен и ни на йоту не сомневался в том, что его будут внимательно слушать, более того, – внимать каждому слову.
