– Пускай ждут, – отрезала мама. – Хоть до полуночи. Слышали, что сказал папа? Никаких прогулок. Идите наверх. Мэй, а ты прибери в магазине.
Мэй догадалась, что родители не хотят обсуждать серьёзные вопросы при детях. Спорить не было смысла. Она встала, послушно вывела мальчишек из комнаты и начала подниматься по кривой лестнице на второй этаж. Цзянь и Шэнь быстро забыли про подручных Барона. Они без умолку болтали на забавной смеси дворового сленга и собственного тайного языка. Кажется, сейчас они обсуждали игру в ковбоев и индейцев.
– Поиграй с нами, Мэй, – попросил Цзянь. – Можешь быть скво![10]
– Разобьём лагерь на кровати Суна, – предложил Шэнь с озорной улыбкой.
Мэй покачала головой. Обычно ей нравилось играть с близнецами и фантазировать, будто они жители далёких земель, но сегодня она могла думать только о папином изуродованном лице и о банде Барона.
Оставив близнецов на втором этаже, она спустилась в опустевший магазин. Он выглядел печально и казался совсем чужим. Дверь была заперта и забита гвоздями, разбитые окна закрыты досками, а в щели пробивались редкие лучи света, в которых кружились бледные пылинки.
Мэй зажгла лампу, чтобы прогнать сумрак, но слабое мерцание не спасало от уныния. Она окинула помещение печальным взглядом, даже не зная, с чего начать. Первой под руку попалась метла, и Мэй принялась подметать листья чая, табака и осколки стекла.
С кухни до неё доносились приглушённые голоса, мрачные и серьёзные. Похоже, к ним пришли А Вэй, начальник Суна в закусочной, пекарь и его супруга, миссис О'Лири, и миссис By из «Феерического представления с волшебными фонариками». Мэй слышала лишь обрывки разговора: «…так больше продолжаться не может…», «…слишком много просят…», «…подать пример…», «...чересчур опасно»…
Ей вовсе не хотелось об этом знать. Она начала рассказывать себе старую дедушкину историю о говорящей лисе, но не могла сосредоточиться и всё путала. В сказку вмешивались предупреждение сапожника, папа, распластавшийся на полу, сам дедушка, от мыслей о котором хотелось плакать, но было нельзя: иначе Сун снова обзовёт её плаксой. Он говорил, что пора бы вырасти, раз уж она окончила школу, что она уже не ребёнок, и нечего ей бездельничать, играть с близнецами и не высовывать носа из книжек.
Раньше они с Суном были лучшими друзьями. Всё делали вместе, делились секретами, но это время прошло. С тех пор многое изменилось. Он вырос. И вот сейчас Сун говорил о чем-то твёрдо и уверенно, хоть Мэй и не могла разобрать ни словечка. И когда он успел стать взрослым?
Вдруг на кухне раздался грустный, сдавленный всхлип. Мэй вздрогнула и перестала делать вид, что подметает, хотя голос был не похож на мамин, папин или Суна. Она опустилась на табурет за прилавком и прижала ладони к ушам. Перед ней лежала вчерашняя газета, и Мэй поспешно её раскрыла в надежде отвлечься на новую главу рассказа. Она пролистала новости об убийстве в Уайтчепеле[11] и ограблении в Шордиче, но в этом номере газеты никакой истории не было. Мэй пришлось довольствоваться разделом светской хроники. Ей нравилось разглядывать красивых леди в белых платьях с элегантными именами, например «леди Синтия Дэлане» или «мисс Луиза Хэмпот-Лейси». Описания великолепных балов и дорогих нарядов походили на сказку.
Сейчас же Мэй приступила к чтению с мрачной целеустремлённостью, жадно впиваясь в каждое слово; благотворительный модный показ в универмаге Вест-Энда, грядущая свадьба обворожительной актрисы, предстоящий роскошный вечер – она изучала всё подряд. На кухне жужжали тревожные голоса, от которых Мэй отгораживалась изящными словечками вроде «опера», «базар» и «вальс».
