Таяна трудилась наравне со взрослыми. Она помогала бинтовать раны, разносила воду и кормила совсем ослабевших. Выяснив, что отряд Левашова в этот день в боях не участвовал, девочка от души порадовалась, мысленно поблагодарив Ввсевышнего.
Весь следующий день у стен первопрестольной стояла относительная тишина: оба войска готовились к решающему сражению. В стане Пожарского не дремали и, понимая, что на казаков надежды нет, укрепляли позиции. Главные силы ополчения стянули к Москве-реке, в том числе и свежие отряды Дмитриева и Левашова.
Над землёй опустилась ночь. Оба лагеря затихли, только костры, озаряющие неровным светом округу, тревожно вздрагивали в темноте. Хитрый польский гетман тоже не сидел, сложа руки, а готовил новый удар. Выслушав лазутчиков, пан убедился, что русским оборонять левобережье Москвы-реки будет значительно труднее, и перенес свой лагерь к Донскому монастырю. Вместо каменных стен Белого города здесь оставались лишь рвы и валы с остатками полусгоревшей деревянной стены, а заметив откровенное нежелание казачьего табора воевать, Ходкевич пришёл к окончательному решению наступать именно на Замоскворечье.
Время близилось к полуночи, когда в шатёр польского воеводы зашёл высокий человек в добротном жупане, охваченном дорогим поясом. На груди мужчины тускло поблёскивал гусарский полудоспех, благодаря чему он выглядел гораздо мощнее, хотя тонкие кисти рук говорили, что на самом деле господинпан худощав, и вряд ли его основным занятием является война. Сняв шишак с забралом, визитёр открыл взору коротко стриженные отливающие медью волосы. Удлинённое лицо с прямым носом выглядело довольно привлекательным, но тонкие презрительно сложенные губы портили картину. В глубине серо-голубых глаз пана застыло безразличие мертвеца, и сразу становилось понятно: ради своей выгоды этот человек не остановится ни перед чем. Щегольски оправив усы, гость поклонился гетману и поинтересовался:
— Вызывал, пан Ходкевич?
— Заходи, Якуб, — и гетман жестом приказал сесть. Оглядевшись, визитёр опустился на скамью и с интересом уставился на военачальника. — Пан Залевский, ты уверен в своём человеке? Он действительно может помочь Орлову провести часть обоза и отправить к нашему гарнизону в Кремле?
— Не беспокойся, Ян, — снисходительно улыбнулся гость. — Он в таборе Трубецкого не раз бывал, с казаками знакомство водит и каждый закоулок там знает. Трусоват, правда, — задумался Залевский и усмехнулся. — Смелым делается, лишь, когда о деньгах слышит.
— Ну, за этим дело не станет, — пообещал гетман. — Лишь бы всё сладилось. Его задача — казакам Трубецкого зубы заговорить.
— А с чего это Орлов согласился обоз вести?
— Первый раз, что ли, русские бояре своих предают? И твой человек, знаю, не мужик лапотный, — скривившись, хохотнул гетман и пояснил: — Орлов королю Сигизмунду донос на Пожарского написал, а в награду запросил отдать ему земли княжеские. Вот теперь и выслуживается. При живом Пожарском вотчины боярину не видать, — ядовито улыбнулся Ходкевич. — Я для охраны обоза шестьсот казаков даю. Думаю, справятся. Так что зови своего русского.
Вскоре небольшой обоз двинулся к казацкому табору. У Замоскворецкого моста его остановил караул.
— Кто такие?
— Не признал, что ли? — усмехнулся ехавший рядом с Орловым всадник.
— А, это ты, Фрол Акимович… С чем пожаловал?
— Да вот с боярином пехоту ведём. Шанцы вдоль крепостной стены копать велено.
