Майкл ее не понял, но все же кивнул.
Франческа печально улыбнулась.
– Нам втроем было так весело, помнишь?
Майкл опять кивнул.
– Мне его очень не хватает, – через какое-то время сказал он и сам удивился тому, что от признания этого ему стало так легко.
– Я представляла себе, как же нам всем станет хорошо, когда и ты наконец женишься, – добавила Франческа. – Не сомневалась, что ты выберешь себе яркую веселую женщину. Вчетвером бы нам было еще веселее!
Майкл кашлянул. Он предпочел оставить ее высказывание без ответа.
Франческа отвлеклась от фантазий и серьезно посмотрела на него:
– Ты простудился?
– Может быть. И уверен, что к субботе буду одной ногой в могиле.
– Надеюсь хоть, ты не думаешь, что я стану с тобой нянчиться? – подняв бровь, спросила она.
Наконец-то удалось перевести разговор в привычное русло шуток и подколов!
– Больно-то надо. – Майкл небрежно отмахнулся. – Через каких-то пару дней вокруг меня столпится стадо доступных женщин, готовых удовлетворить любой мой каприз.
Франческа поджала губы, но он заметил, что его реплика ее развеселила.
– Ты все такой же.
Усмехнувшись, он сказал:
– Франческа, на самом деле люди не меняются.
Франческа кивком указала на ведущую в коридор дверь, за которой уже слышались шаги. Через мгновение вошел лакей в ливрее, и она занялась распоряжениями сама, предоставив графу Килмартину возможность и дальше греться у камина, с величественным видом кивая в знак согласия.
– Спокойной ночи, Майкл, – сказала Франческа, когда лакей отправился выполнять приказ.
– Спокойной ночи, Франческа, – тихо ответил Майкл.
– Я рада, что мы снова увиделись, – добавила она, а после добавила так, словно хотела убедить в истинности этих слов его или, быть может, и себя саму: – Правда-правда.
«…Очень жалею, что не писала тебе раньше. Хотя нет, это ложь. Я не хочу тебе писать. Не хочу думать о…»
Графиня Килмартин – графу Килмартину, на следующий день после получения его первого письма; порвано на клочки и облито слезами.
К тому часу, когда Майкл пробудился ото сна, в Килмартин-Хаусе уже был наведен полный порядок, и резиденция функционировала как положено. В каминах всех комнат полыхал огонь, в малой столовой ждал потрясающий завтрак: яйца всмятку, ветчина, бекон, сосиски, гренки с маслом и мармеладом, и самое главное – его любимое блюдо: скумбрия, жаренная на открытом огне.
Однако Франчески Майкл нигде не видел.
Он поинтересовался, куда она делась, и ему передали записку, ранним утром оставленную ею. Оказалось, что, опасаясь недобрых сплетен, которые могли возникнуть, если бы они остались вдвоем под одной крышей, Франческа переехала в городской дом своей матери (пятый дом на Брутон-стрит) до тех пор, пока Джанет и Хелен не прибудут из Шотландии. Также она просила Майкла навестить ее уже сегодня, поскольку им предстояло многое обсудить.
Майкл решил, что она, вероятно, и права в своих суждениях. Наскоро позавтракав – и удивившись, что ему недоставало йогурта и лепешек, с которых он привык начинать утро в Индии, – он отправился в дом номер пять по Брутон-стрит.
Он решил добраться туда пешком: путь близкий, а на улице значительно потеплело в сравнении со вчерашним ледяным ветром. Но больше всего Майклу хотелось снова ощутить ритм Лондона, окунуться в его суету. В прошлом он никогда не обращал внимания на детали: присущие столице запахи, звуки. Не вслушивался, как смешивается звук цоканья копыт с бодрыми зазываниями цветочниц и рокотом разговоров респектабельных людей. Теперь же он отчетливо слышал стук своих шагов по тротуару, ощущал запах жареных каштанов, запах сажи, хоть и слабо уловимый, – во всем этом заключался Лондон.
