— Что сидишь, омрад? — в меня летит ботинок, но я успеваю увернуться, — сердцем чую, это дело особенное!
Нур заметно возбужден и явно рассчитывает на приключения. Я вполне разделяю его эмоции, но есть внутри какая-то тревога. И она не о себе. О женщине, которую мы должны найти. С чего бы это?
Уже через час мы набираем высоту, покидая Ранкус. За стеклом безжизненная пустыня, а внутри необычайное воодушевление. Каждый раз отправляясь на задание, мы смотрели на мягкие волны песчаных барханов и мечтали о моменте, когда этот раз станет последним. И вот сейчас я откуда-то знаю, что этот момент настал. Сюда мы не вернемся.
Как только занимаем эшелон, руки сами вводят координаты первого места, куда мы отправимся на поиски объекта, и Нур даже не возражает. Оба понимаем, что происходит нечто необъяснимое. Такого спокойствия, ясности мы не испытывали никогда прежде. Нас словно вносит в некий поток, ведущий нас туда, куда нужно. И мы решаем всецело отдаться интуиции и даже не пытаемся найти разумных объяснений своим действиям. Мы просто верим, что все идет так, как надо.
Пару раз все же пробуем анализировать, но стоит включить мозг, как все начинает идти наперекосяк, и даже техника ломается, будто сигнализируя о том, что мы сбились с верного пути.
— Переночуем на Хоре. Там приличный отель при космодроме и ресторан. Хочу нормальной еды.
Смотрю на ланч-боксы и понимаю, что я готов и дальше есть «вечную еду», но внутренний голос настаивает на ресторане. Нур не против и уже запрашивает разрешение на посадку, а другой рукой бронирует номер.
Паркуемся на крыше сорокаэтажного здания и торопимся спуститься вниз, чтобы получить ключи от номера. Как только ноги касаются твердой поверхности, по телу проносится легкая волна радости. В памяти всплывает картинка из детства. Мама сидит на теплом ковре передо мной, а за ее спиной сюрприз, приготовленный ею и отцами для меня. Мне не терпится узнать, что же там, и кажется, что она достает его целую вечность. А когда вижу, что это набор инструментов, о которых я так давно мечтал, издаю счастливый визг и бросаюсь в мамины объятья.
Нур делает глубокий вдох и разводит руки в стороны, будто хочет всем телом услышать едва различимые вибрации.
— Ты тоже чувствуешь это?
— Чувствую. Только, хоть убей, не понимаю, что.
— Я пока тоже, но мне это, до безумия нравится, омрад! — он чуть ли не подпрыгивает на месте, но ограничивается лишь тычком мне в плечо.
— Ты бы не радовался раньше времени, — самому противно от своего брюзжания, но разочаровываться совершенно не хочется. Мы так давно не чувствовали себя счастливыми, что страшно спугнуть это состояние. Тем более, что пока совершенно не ясно, чем оно вызвано. Хотя, есть предположение, но озвучить его страшно. И кажется, что только одна мысль об этом, спугнет наше счастье, и тогда мы точно навсегда останемся одиноки.
В номере сразу же расходимся по разным ванным комнатам. Пребываю в несвойственном мне состоянии предвкушения чуда и опоминаюсь лишь тогда, когда вплетаю в волосы последнюю лулу и смотрю на себя в зеркало. И чего вырядился, спрашивается? Даже бороду на половину остриг. Странный какой-то.
Фыркнув на отражение съехавшего с катушек человека, выхожу из ванны и встаю, как вкопанный. Мой друг и напарник оделся, как на праздник: штаны от манурской формы, которые годы ждали своего часа, новая майка, куртка-бомбер из модной серебристой ткани. В общем, нарядился парень. Да еще и бороду состриг, оставив лишь легкую тень щетины.
