– Ну и что?
– А то! На Меркурии плюс четыреста двадцать градусов! Одуванчикова сама говорила. Естественно, она привыкла к такой жаре. Поэтому здесь, на Земле, и мерзнет.
Я опять хмыкнула.
– А наш физрук Амбалов зимой ходит в одной футболочке. Что ж он, по-твоему – с Юпитера?.
– Почему с Юпитера?
– Да потому что на Юпитере минус сто двадцать. Об этом тоже Надежда Львовна говорила.
Володька аж на стуле подскочил.
– Ага-а! Значит, она и на Юпитере побывала!
– Да-а, Воробей, – принялась я за второго цыпленочка, – похоже, что ты и вправду кукукнулся.
– Ах я кукукнулся?! – тотчас рассвирепел Володька. – Ну спасибо тебе, Эммочка! Когда ты мне рассказывала, что террористы хотят Питер взорвать, я тебе не говорил, что ты кукукнулась.
Да, было такое. Не буду ставить себе в заслугу, а лишь вскользь упомяну, что я тогда спасла Петербург, который, можно сказать, висел на волоске[4].
– Это разные вещи, Воробей, – стала я его убеждать, не забывая, впрочем, и о цыпленке, – одно дело – земные террористы, а другое дело – неземные пришельцы.
– Ой, да одна фигня, – отмахнулся Володька. – И цель у них одна – подстроить людям какую-нибудь пакость.
– Да откуда ты знаешь, что НЛО хочет пакость подстроить?
– А вот откуда! – Воробей снова включил диктофон.
«…Солнце, ребята, становится все горячее и горячее, – зазвучал опять голос Надежды Львовны. – Когда его температура вырастет на пять процентов, на Земле прекратится вся растительная жизнь, когда его температура станет больше на десять процентов – погибнут животные и люди, а когда на пятнадцать – земные океаны и моря закипят. Испарения от кипящих вод заволокут ночное полушарие, а металлические пары, выброшенные Солнцем, и вовсе испарят вашу планету…» – Володька остановил запись. Глаза его горели, щеки пылали.
– Слыхала, Мухина, слыхала?! Она сказала «вашу» планету, а не «нашу»!
– Да она просто оговорилась.
– Ничего подобного! И кстати, ты обратила внимание, каким тоном она рассказывала о Меркурии и каким о Земле?
Да, я обратила. О меркурианских днях Надежда Львовна говорила очень поэтично, прямо как Гоголь об украинской ночи[5], а о гибели Земли – с каким-то даже злорадством. Но, в принципе, это еще ничего не значило.
– У тебя, Воробей, неувязочка получается, – заметила я.
– Какая неувязочка?
– Ну если Солнце становится все горячее и горячее, то Меркурий должен будет испариться еще раньше, чем Земля.
– Правильно! Вот поэтому меркуриане и хотят переселиться к нам на Землю. А мы, земляне, естественно, им мешаем. И они решили нас уничтожить. Я один раз подслушал, как НЛО в учительской с кем-то по телефону говорила.
– О том, что меркуриане хотят уничтожить землян?
– Скорее всего, но точно сказать не могу. Она говорила на меркурианском языке.
– А с чего ты взял, что на меркурианском?
– А с того, что Одуванчикова не говорила, а чирикала, будто воробьев наглоталась: чирик-чирик-чирик…
– Может, просто прикалывалась?
– Нет, она очень сердито чирикала… В общем, Мухина, – сделал вывод Воробей, – меркуриане уже здесь, на Земле.
– Ага, – сказала я.
– Что «ага»?
– Ну, типа, ясно.
– Что ясно?
– Что тебе, Воробей, надо поменьше фильмов про пришельцев смотреть.
– Короче говоря, Мухина, ты мне не веришь.
– Короче говоря, Воробей, не верю.
– Ну, хорошо, не верь, – сдался Володька, – ну а помочь ты мне можешь?
– Помочь?
– Да. Я ведь тебе всегда помогал.
Что верно – то верно, Воробей всегда мне помогал в моих расследованиях.
