– Не стоит утруждать себя, святой отец. Я умею читать и могу сделать это сам.
Изумление, вызванное моими словами, было почти всеобщим. Исключение составлял один кастелян, принявший мое объяснение как должное. Он как-то по-особенному посмотрел на меня. Отец Жером сунул мне в руки лист, и я громко прочитал текст договора, после чего поставил внизу свою подпись.
– Так ты грамотный человек, Малон! – радостно воскликнул рыцарь. – Признаться, кроме жены, моего пажа и отца Жерома в замке не найдется грамотеев. Меня самого учили чтению и письму, но впрок эти премудрости мне не пошли. Что написано, я с грехом пополам еще разберу, а писать уж увольте. Хорошо, что подпись ставлю.
Де Фруссар весело рассмеялся.
– Ох, немало розог всыпали мне святые отцы из соседнего монастыря, дабы вдолбить латынь, а все без толку. В тринадцать я стал пажом при дворе моего сюзерена. На том мои ученые занятия и закончились. Ну а спустя два года я уже был оруженосцем и таскал за графом щит. А ты где обучался? Тоже в монастыре?
– Нет, мессир. Сначала в городской школе в Луре. А потом в университете в Эрфурте.
– Ты был школяром?! И знаешь латынь?
– Да, мессир. Читаю и пишу на ней. Я закончил факультет свободных искусств.
– То-то я смотрю, твои манеры и обхождение не похожи на солдатские. Как же так вышло, что вместо лекций или заседаний в парламенте11 ты оказался на полях сражений?
– Судьба, господин. Мои родители скончались от мора, когда мне не исполнилось и девятнадцати. Денег для обучения не стало, а заниматься преподаванием, что давало бы приработок, разрешалось лишь с двадцати лет. Помыкался я, помыкался, был в услужении, составлял прошения, писал частные письма и едва не умер от голода. Плюнул тогда на всю свою ученость, да и завербовался в солдаты.
– И тебе ни разу не захотелось вернуться к прежним занятиям?
– Нет, господин. Мечом я владею не хуже, чем пером. И пока идет война, первое умение будет цениться выше второго.
– Хорошо сказано. Мне самому признаться, чтение пригодилось в десять раз меньше, чем фехтование. А сколько раз последнее спасало жизнь. Гийом, возьми сержанта и отведи его в казарму. Расскажи все, что ему положено знать. Выдай оружие и все необходимое. Покажи коня. Пусть поест и отдохнет. Сегодня его не трогай, а завтра он приступает к службе. Все.
Ступайте оба.
Мы поклонились и вышли.
Казарма в замке не имела многих отличий от подобного рода помещений, в которых мне приходилось бывать прежде. Это была большая комната, примыкающая к оружейной с одной стороны и кухне с другой. В ней размещалось десятка два железных кроватей. На одних лежали постели, другие же были свободны. Гийом сказал мне, что гарнизон составляли одиннадцать солдат. Со мной будет двенадцать. Я не был удивлен этим обстоятельством. Стража в замках зачастую была малочисленна. Неприступные стены и башни давали возможность обороняться небольшими силами и решали продовольственный вопрос во время осады. Сейчас в казарме никого, кроме нас не было. Все находились при деле. Кастелян показал на пустующую кровать в углу.
– Будешь спать здесь.
Он уселся на соседнюю и стал объяснять мне мои обязанности и полномочия. Я выслушал все, не высказывая недовольства тем обстоятельством, что ничего нового начальник мне не открыл. Я должен был ходить в караулы, стоять на часах и участвовать в обязательных тренировках. Мне лишь вспомнились слова Шарлеманя о том, что после службы у герцога всякая иная покажется не в пример легче. Закончив, Гийом осведомился, будут ли у меня вопросы.
