– Да-да, я читал про это в старых газетах… – кивнул Дубовик. – Скажите, а Аглаю вы хорошо знали?
– О-о! Эту девочку знал весь город! Она ведь от рождения была глухонемой! – при этих его словах подполковник вскинул брови, но промолчал. – И, видимо, недостаток этого в полной мере был восполнен художественным талантом. Картины её были просто волшебны!
– А что же стало с ней после трагедии? Вы знаете об этом?
– В их семье, вообще, пошло всё крахом! Хотя надо отдать должное самому Лыткину: он не враз лишился состояния. Собственно, пока он сам был жив, его капитал, невзирая на трагедию, не иссяк. К ним из села переехала сестра купца… Как же её звали?.. Ммм… Гликерия Устиновна! Да, точно! – Савелий Лукьянович постучал себя пальцами по голове: – Память ещё не подводит! Так вот! Она-то и взяла в руки полностью владение хозяйством. И, судя по разговорам городских кумушек, вполне в этом преуспела. А потом… Началась война, я был призван. Революция, ещё одна война… Когда вернулся, жизнь здесь сильно поменялась!.. Многих уже не встретил: кто уехал, кто погиб!.. Но кое-что я тогда узнал о семье Лыткиных. В их доме был устроен приют для детей-сирот, а сами Лыткины… Глава семейства к тому времени умер, проводив перед этим года за два на погост свою парализованную супругу. Михаил будто погиб в гражданскую. А вот малышей сестра Лыткина смогла увезти за границу. Поговаривали, что и фамильные бриллианты она благополучно переправила в Париж. Что сталось с ними дальше – не скажу! – Корзинкин развел руками.
– А Аглая? Она что? Тоже уехала во Францию? – немного разочарованно спросил Дубовик.
– А вот и нет! Её забрали к себе Уборевичи!
– Князья?!
– Представьте себе – они! Сначала она жила у них, как приемная дочь, а после Аркадий женился на ней! Она, говорят, когда подросла, стала похожа на свою сестру.
– Вы знаете это совершенно точно? – несколько недоверчиво спросил подполковник.
– Да, абсолютно! Об этом мне рассказала моя матушка, правда, Уборевичи ко времени моего возвращения уже уехали из города, но и братья мои подтвердили это. Даже в газете была небольшая заметка по этому поводу. А вот почему она не уехала с теткой за границу – не спрашивайте – не знаю.
– Вы и так много рассказали. Но ещё один вопрос, позволите? – Корзинкин кивнул. – Вы вспомнили имя сестры, а фамилия её? Лыткина?
– Н-нет, по-моему, она вдовела. Детей у неё не было, это точно, а вот фамилия мужа мне неизвестна, к сожалению… Но, думаю, что вы найдете старожилов в селе, где проживала эта женщина. Наверняка, найдется кто-то, кто помнит их.
– А название села?
– Рассыпино. Оно и теперь так называется.
– Ну, что ж, информация ваша вполне исчерпывающая. Но, возможно, что у меня могут возникнуть ещё вопросы. Думаю, вы не откажете мне в помощи? – улыбнулся Дубовик.
– С превеликим удовольствием буду рад помочь! И из истории нашего города многое, что смогу ещё рассказать! И судьбой если вдруг чьей-то вдруг заинтересуетесь – милости прошу!
Год 1908, лето
Село Рассыпино по праву носило такое название: дома крестьян были раскиданы по холмам, как горох, в полном беспорядке. Улица, одна единственная, виляла между домами, то сужаясь, то расширяясь. На самом высоком холме блестел на солнце крест местной церкви, с пристроившимся рядом погостом.
Среди бревенчатых изб, крытых дранкой, выделялся один – кирпичный, под красной железной крышей. Вокруг него раскинулся огромный сад, ядом у подножья холма плескалось большое озеро, за которым открывались пастбища со стадами коров и большой отарой овец.
