В семь, отвозя меня обратно домой, Филипп достал с заднего сиденья машины какую-то брошюрку.
– Я купил вам автомобиль, – сообщил он, показывая мне глянцевый снимок полноприводной «тойоты».
Я уже начинала просыпаться и чувствовать боль. Все казалось таким странным, мой мир перевернулся с ног на голову. Почему Филипп сидел за рулем сам? Обычно он пользовался одной из машин Джимми с шофером.
– Забрать драгоценности вы не сможете, – продолжал он. – Все они внесены в опись и застрахованы. Можете взять одежду, но думаю, даже в этом случае Атланта поднимет скандал. Ведь у нее ваш размер.
– Мой размер… – прошептала я. – Взять одежду…
– Вы, конечно, можете ввязаться в драку, – тем временем объяснял Филипп. – Но здесь что-то не так. Еще полгода назад Атланта намекала, что знает какую-то вашу тайну.
Продолжая говорить, Филипп искоса поглядывал на меня. Я поняла, что он снова спрашивает, не было ли в моей жизни других мужчин. Но когда? Джимми старался не оставаться один даже на секунду и не оставлял меня. «Боюсь, что меня заберет бука», – объяснял он, целуя меня в нос, когда я спрашивала, почему он всеми силами избегает одиночества. Джимми редко… нет, Джимми никогда не давал прямые ответы на личные вопросы. Он предпочитал жить «здесь и сейчас», в окружающем мире, а не в собственной голове. Не утруждая себя размышлениями, почему люди устроены так, а не иначе, он просто принимал их целиком, любил или ненавидел.
– Когда мы с ним познакомились, я была девственницей, – тихо объяснила я Филиппу, – кроме Джимми, у меня не было мужчин.
Но, произнося эти слова, я невольно отвела взгляд, потому что сообразила: между мной и Джимми все-таки была тайна. Но знала об этом только я. Атланта никак не могла ее выведать…
И все-таки сумела.
К восьми часам мой уютный, надежный, привычный мир рухнул. Не знаю, кто известил Атланту, что самолет Джимми разбился, но о катастрофе она узнала сразу же. И прежде чем пресса успела раструбить о гибели Джимми, Атланта натворила больше бед, чем за все сорок восемь лет своей жизни.
Вернувшись из своей безумной экспедиции в магазин, мы с Филиппом застали у входной двери дома, который я считала своим, вооруженную охрану и услышали, что внутрь меня не пустят. Мне объявили, что все имущество Джимми принадлежит его единственным родственникам – Атланте и Рею.
Мы с Филиппом вернулись в машину, он в изумлении качал головой.
– Как они разузнали про завещание? Откуда ей известно, что Джеймс завещал им все? Послушайте, Лиллиан… – продолжал он, и я вдруг вспомнила, что при жизни Джимми он всегда звал меня «миссис Мэнвилл». – Не знаю, как ей это удалось, но я найду виновного, который проболтался, и… и… – Очевидно, он так и не смог придумать с ходу, что такого ужасного сделает с тем из своих коллег, который разболтал подробности завещания Джимми. – Мы будем бороться. Вы его жена, вы прожили вместе много лет. Мы с вами…
– Мне было семнадцать, когда я вышла за него, – тихо напомнила я. – Без маминого разрешения.
– Боже мой! – ахнул Филипп и открыл рот – похоже, чтобы прочитать нотацию о моем легкомыслии. Но передумал и с сожалением промолчал. Что толку выговаривать мне сейчас, если Джимми уже нет?
Неделю ужаснее следующей я не смогла бы даже вообразить. Через несколько часов после смерти Джимми Атланта уже выступила по телевидению и сообщила прессе, что намерена объявить войну «этой женщине», которая долгие годы держала в рабстве ее любимого брата: «Я добьюсь, чтобы она получила по заслугам!»
